— Вы действительно думаете, что я смогу?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Могу я быть с вами предельно откровенным?

Она удивленно пожала плечами.

— Вы настоящая дама. Я знаю, не нуждаясь в вашем подтверждении, что вы высокообразованны, а также, будь вы должным образом накормлены и одеты, вы были бы поразительно красивы.

Он говорил подчеркнуто сдержанно, как бы всего-навсего перечисляя наиболее заметные ее достоинства, но все же румянец появился на ее лице, придавая ей не только очень юный, но и очень женственный вид.

Будучи до сих пор бледной, слишком худой и несчастной, она, казалось, несла на себе печать отрешенности от всего мирского, но сейчас она выглядела обыкновенной девушкой, получившей комплимент.

— Вы сказали: «Должным образом одеты!» — неожиданно вскрикнула она. — Я уже… вам говорила, что у меня… ничего нет! Я продала..» все… даже мои туфли.

— В таком случае нам надо действовать незамедлительно.

Он вынул из жилетного кармана золотые часы.

Была половина двенадцатого.

Уоррен поднял руку, чтобы привлечь внимание официанта, и тот понял, что от него требуется.

Счет был готов м вмиг оказался на столе.

Уоррен положил на блюдо щедрой рукой чаевые и поднялся.

— Идемте! — энергично произнес он. — Наймем извозчика, в я скажу вам, куда мы направляемся.

Как только Надя встала из-за стола, он понимал, что она все еще размышляет, принять его предложение или убежать, чтобы вновь попытаться привести в исполнение свой приговор, когда никто больше не сможет ей помешать.

Но в ту же минуту, как бы ощутив внутри себя властный голос молодости, приказывающий жить, а не умирать, она одарила Уоррена слабой улыбкой.

Они вышли на улицу и, когда достигли магистрали, идущей вдоль Сены, увидели приближающийся к ним наемный экипаж.

— Отвезите нас на Рю де Риволи, в торговый центр! — велел Уоррен.

Извозчик коснулся кнутовищем полей своей шляпы и, явно проникшись почтением к элегантно одетому господину, ответил:

— Bien, Monsieur![4].

Уоррен сел рядом с Надей, и она спросила:

— Почему мы едем туда?

— Потому что там единственное место, где торгуют в это время ночи, — объяснил Уоррен, — а мне надо купить вам накидку и, возможно, шляпу, прежде чем везти в отель.

Она бросила на него мгновенный взгляд.

— Я собираюсь просить жену управляющего отелем, — сказал Уоррен, — насколько я помню, женщину весьма сведущую, подобрать вам в достаточном количестве одежду, чтобы можно было отправиться в Англию. После этого моя мать обеспечит вас гардеробом взамен того, которого вы лишились во время скитаний на пути в Париж.

— А ваша матушка поверит в это?

— Можете не беспокоиться, поверит. В то же время мы должны сначала придумать убедительную историю для мадам Блан; уверен, она проявит огромное любопытство.

Уоррен хранил молчание, когда экипаж переезжал мост через Сену, и спустя несколько минут они оказались на Рю де Риволи.

В фешенебельной части этой улицы, примыкающей к площади Согласия, все магазины в столь поздний час были, конечно, уже закрыты.

Но Уоррен помнил, что за Лувром, где расположены большие универмаги, вполне достаточно маленьких лавок, открытых допоздна.

Там был и свободный рынок, где можно было купить провизию, а также всякого рода эксцентричные товары, приобретение которых французы не считали пустой тратой денег.

Вскоре экипаж остановился, Уоррен вышел и приказал извозчику ждать.

Затем взял Надю под руку, и они смешались с толпой, только что высыпавшей из ресторанов и театров; здесь также можно было видеть тряпичников, как правило, являвшихся и карманными ворами.

Уоррен вел Надю мимо благодушно настроенных, балагурящих и смеющихся людей, пока не заметил все еще освещенную лавку.

В витрине красовались несколько безвкусных, кричащих платьев и весьма эротичное нижнее белье, а внутри помещения тянулась длинная стоячая вешалка с перекладиной, где висели на плечиках длинные плащи, из тех, что парижанки надевают поверх вечерних платьев, отправляясь на бал.

Уоррен выбрал один, но он показался ему слишком бросающимся в глаза; потом нашел еще один, из темно-синей материи, и приложил к плечам девушки.

Плащ доставал почти до земли, прикрывая ее потертое платье, и Уоррен решил, что этот подойдет.

— Вам предстоит выбрать шляпу. — Он указал на угол прилавка, где были кучей свалены самые разнообразные шляпы: соломенные, бархатные, украшенные перьями или искусственными цветами и просто откровенно вульгарные.

Надя колебалась.

Потом с безошибочным, по мнению Уоррена, вкусом она выбрала скромную, но в то же время не лишенную несомненно парижского шика.

Шляпка была из светлого фетра, явно оставшаяся от коллекции зимнего сезона мод, маленькая и украшенная только большим черным пером, заткнутым за ленту тульи.

Девушка надела эту шляпку и оглянулась на Уоррена, ища одобрения.

— Превосходно! — воскликнул он.

Он заплатил безучастной ко всему, утомленной продавщице, которая то и дело поглядывала на часы, словно подгоняя время закрытия лавки.

Они вернулись к экипажу.

Уоррен назвал адрес отеля извозчику и, когда они тронулись вверх по Рю де Риволи, сказал:

— Теперь вам предстоит сыграть еще одну роль, и мне было бы интересно посмотреть, насколько хорошая вы актриса!

— Вы меня… пугаете!

— Вам в принципе не следует бояться мадам Блан, хотя, должен признаться, в прошлом я находил ее несколько жутковатой.

Надя поняла, что он подшучивает над ней, и попросила:

— Пожалуйста, расскажите мне в двух словах, что я должна буду делать.

— Эта часть истории довольно сложна, — предупредил Уоррен. — Прежде чем выйти из отеля, я сказал управляющему, что утром незамедлительно уеду в Англию. Он должен был сделать все соответствующие распоряжения от моего имени. А я возвращаюсь с очень красивой женщиной, чему у французов может найтись только одно очевидное объяснение.

Он не собирался ждать, что скажет на это Надя.

— Мне следовало спросить вас об этом раньше: на каких еще языках вы умеете говорить, кроме английского и французского?

По минутному колебанию девушки он понял, что она раздумывает над ответом.

Было просто странно, до какой степени он способен проникать в ее мысли; видимо, он затронул нечто такое, что она хотела бы сохранить в тайне.