— Думаю, нам скорее следует позаботиться о скакуне нашего отбывшего друга, раз он, как мы слыхали, так высоко его ценил, — негромко сказал мэр и послал на пастбище двоих мужчин поймать кобылу и поместить ее в самое надежное стойло его конюшни.

Однако белая кобыла перепрыгнула забор и исчезла, как падающая звезда в ночи, прежде чем они добрались до ворот пастбища. Какое-то время они стояли, не слыша криков мэра, который звал их назад, и ни один из них так и не смог понять, почему так долго он смотрел вслед кобыле волшебника. Но после этого порой они принимались странно смеяться в самых неподходящих обстоятельствах, отчего прослыли людьми легкомысленными.

Из всей дикой скачки с разбойниками Шмендрик помнил потом лишь ветер, край седла и хохот позвякивающего гиганта. Он был слишком поглощен размышлениями о причине столь неожиданного окончания фокуса со шляпой, чтобы замечать что-нибудь еще. «Чересчур по-английски, — думал он. — Возмещение ущерба. — Он помотал головой, хотя это было трудно в его положении. — Магия знает, что делает, — продолжал размышлять он, перепрыгивая вместе с лошадью через ручей, — но я никогда не знаю, что она знает. Во всяком случае, в нужное время. Я написал бы ей послание, знай ее адрес». Кусты и ветви хлестали его по лицу, в ушах ухали совы. Кони перешли на рысь, затем на шаг. Высокий дрожащий голос выкрикнул: «Стой, пароль».

— Черт побери, — пробормотал Джек Трезвон, — это же мы. — Он шумно почесал голову и уже громко произнес: — Короткая и веселая жизнь в добром лесу, союз веселых друзей, повенчанный с победой.

— Со свободой, — поправил его тонкий голос. — Похоже, но не так.

— Ну, спасибо. Повенчанный со свободой союз друзей веселый… не-не, я это уже говорил… короткая и веселая жизнь, веселые друзья — не, не то. — Джек Трезвон почесал в затылке и простонал: — Повенчанный со свободой… Ну, помоги немножко, а?

— Один за всех и все за одного, — любезно отозвался голос. — Остальное давай уж сам.

— Один за всех и все за одного — не могу я! — прокричал гигант. — Один за всех и все за одного, мы вместе не боимся никого, врозь перебьют нас всех до одного. — Он пустил лошадь вперед.

Из темноты свистнула стрела. Она отхватила клок его уха и, оцарапав лошадь следующего всадника, летучей мышью упорхнула в сторону. Разбойники попрятались за деревьями, а Джек Трезвон яростно проревел:

— Черт побери, я же десять раз повторил пароль! Ну дай мне только до тебя добраться!!!

— Джек, я совсем забыл: мы тут переменили без вас пароль, — раздался голос часового.

— Ах, так вы переменили пароль?! — Джек Трезвон зажал свое ухо концом Шмендрикова плаща. — А как же я, безголовые, безмозглые, потрошеные болваны, должен был бы об этом узнать?

— Не бесись, Джек, — примирительно ответил часовой. — Ну, ничего, что ты не знаешь нового пароля. Проще его ничего не придумаешь: надо прокричать жирафом. Это Капитан придумал.

— Прокричать жирафом? — Гигант ругался до тех пор, пока лошади смущенно не зашевелились. — Балда, да жирафы немые. Капитан мог бы еще потребовать, чтобы мы отзывались рыбой или бабочкой.

— Знаю. Поэтому пароль никто не забудет, даже ты. Ну как, умен наш Капитан?

— Дальше некуда, — удивленно отозвался Джек Трезвон, — но послушай, что помешает лесничему или кому-нибудь из людей короля кричать жирафом, когда ты окликнешь его.

— Ага, — обрадовался часовой. — В этом-то и самая мудрость. Нужно крикнуть три раза. Два длинных крика и один короткий.

Джек Трезвон молча восседал на лошади, потирая ухо.

— Два длинных крика и один короткий, — наконец вздохнул он. — Ну, это не глупее, чем когда у нас не было никакого пароля и стреляли во всякого, кто отвечал на зов. Два длинных и короткий, хорошо. — Он ехал между деревьями, его люди следовали за ним.

Где-то впереди недовольно, словно жужжание ограбленных пчел, слышались людские голоса. Когда они подъехали ближе, Шмендрику показалось, что среди них выделяется женский голос. Его щека почувствовала тепло, и он поднял голову. Кони встали на небольшой прогалине, где вокруг костра раздраженно переругивались десять-двенадцать человек. Пахло горелыми бобами. Веснушчатый рыжеволосый разбойник в лохмотьях поприличнее, чем на прочих, поднялся, чтобы приветствовать прибывших.

— Ну, Джек! — крикнул он. — Кого ты нам везешь: друга или пленника? — и, обернувшись, добавил: — Любимая, подбавь воды в суп — у нас гости.

— Кто он, я и сам не знаю, — проворчал Джек Трезвон и стал рассказывать о мэре и шляпе, но едва добрался до налета на город, как рассказ прервал сухой, как колючка, пронзительный голос женщины, проталкивающейся сквозь кольцо мужчин:

— Я не потерплю этого, Калли, суп и так не гуще испарины! — Бледное худое лицо ее с неистовыми светло-коричневыми глазами обрамляли волосы цвета жухлой травы.

— Это еще что за жердь? — спросила она, обозревая Шмендрика так, будто обнаружила нечто прилипшее к каблукам собственных туфель. — Он не из города. Мне не нравится его вид. Смахните-ка ему с плеч колдун. — Она хотела сказать «колтун», но от совпадения страх мокрой водорослью прополз вдоль позвоночника Шмендрика. Он соскользнул с коня и встал перед капитаном разбойников.

— Я — Шмендрик Маг, — провозгласил он, вздымая плащ руками. — А ты действительно знаменитый Капитан Калли из Зеленого леса, храбрейший из храбрых и свободнейший из свободных?

Разбойники прыснули, женщина застонала.

— Я так и знала, — объявила она. — Калли, выпотроши его от жабр до греха, прежде чем он облапошит тебя, как прошлый.

Но Капитан гордо поклонился, блеснув плешью, и ответил:

— Воистину это я. Коль с миром ты пришел — то вот моя рука, а с умыслом — опасней нет врага. Как вы прибыли сюда, сэр?

— На брюхе, — ответил Шмендрик, — и непреднамеренно, но тем не менее как друг. Хотя ваша возлюбленная и сомневается в этом, — кивнул он в сторону тощей женщины.

Она плюнула на землю.

Капитан Калли ухмыльнулся и осторожно положил руку на хрупкие плечи подруги.

— Такой уж характер у Молли Отравы, — объяснил он. — Она охраняет меня лучше, чем я сам. Я доверчив и благороден, возможно и слишком. Открытое сердце для всех беглецов от тирании — вот мой девиз. Естественно, Молли должна была стать подозрительной, исстрадавшейся, суровой, преждевременно постаревшей, даже тираничной. Яркий шарик следует завязывать с одного конца, а, Молли? Но какое доброе сердце, какая душа. — Женщина увернулась от его протянутой руки, но Капитан не повернул головы. — Приветствуем вас, сэр волшебник, — сказал он Шмендрику. — Прошу к огню, и расскажите нам что-нибудь. Что говорят обо мне в вашей стране? Что слыхали вы о лихом Капитане Калли и его свободной шайке? Угощайтесь.

Шмендрик устроился у огня, изящно отклонил холодное угощение и ответил: