После его ухода она не могла смотреть даже на деньги, которые, как правило, находила внутри себя. И вот в такие моменты жалела, что его смерть осталась у нее лишь в мечтах и что через какое-то время он появится вновь, возьмет свой фотоаппарат…

Вера надела любимые Александром Викторовичем пурпурный атласный халат и красные шелковые домашние туфельки без задников с пуховыми помпонами, выпила коньяк и положила на стол рядом с легкой закуской и бутылками фотоаппарат. (В целях конспирации ее женатый клиент приходил к ней с пустыми руками, в его карманах были лишь деньги, чистая фотопленка да презервативы с носовым платком.) Вера могла пользоваться фотоаппаратом в его отсутствие, но она не любила фотографировать, да и ассоциации, вызванные одним видом аппарата, были мерзостные…

Александр Викторович пришел, когда Вера уже была настолько пьяна, что с ней можно было даже и не разговаривать, а сразу же вести в спальню и проделывать с ней все то, о чем он так мечтал, пока ее не видел. Один вид ее апатичного розового лица, раскрытой груди, пурпурных складок халата, полы которого распахивались при малейшем движении ее бедер, и так возбуждавшего его черного кожаного футляра с фотоаппаратом подействовал на него настолько, что он забыл поздороваться и сразу же принялся раздеваться. Бормоча какие-то нежности вперемежку с грубыми словами, к которым Вера уже давно привыкла и перестала на них обращать внимание, Александр Викторович, оставшись в одних черных носках и толстой золотой цепочке, болтавшейся на его короткой сильной шее, легкими толчками вогнал Веру в спальню и опрокинул на кровать. Затем, вернувшись в гостиную, взял фотоаппарат и дрожащими от возбуждения руками принялся заправлять в него принесенную им новую фотопленку…

Когда Вера пришла в себя, она была в квартире одна. Сильная боль в паху дала о себе знать сразу же после того, как она попробовала пошевелиться. Кроме того, раскалывалась голова. Она знала, где деньги, но не могла сделать ни одного движения, чтобы достать их. Стиснув зубы, она заскулила, поджав под себя ноги и жалея свое бедное истерзанное тело. На постели она заметила легкие кровяные следы и поняла, что ее клиент снова пользовался какими-то предметами, вводя их внутрь ее тела и доставляя себе при этом скотское удовольствие. Она знала, что это не страшные раны, что через несколько дней она опять будет в форме и сможет «работать», но чувство жалости к себе и ненависти к мужчинам вообще настолько переполняло ее в ту минуту, что она поняла, что уже никогда, никогда не сможет быть ничьей женой, что в каждом мужчине она будет видеть лишь грязное и грубое животное, скотину…

Она все-таки достала деньги и надолго залегла в ванну, полную горячей воды. А еще говорят, что деньги не пахнут, думала она, размазывая по лицу слезы и остатки косметики. Случайно повернувшись к зеркалу, занимавшему всю стену вдоль ванны, она закричала, испугавшись своего отражения…

Через два часа она поняла, что не может находиться в квартире, где каждый предмет напоминает ей все мыслимые и немыслимые унижения, которым она подвергалась в этих стенах. А потому, вспомнив о Любе Гороховой, решила позвонить ей, а если не застанет дома, то навестить ее прямо на рабочем месте – в квартире Николаиди. Наверняка этот холеный барчук, привыкший к тому, чтобы его обхаживала безропотная и почти бессловесная Люба, приказал ей остаться прислуживать и за столом, подавая блюда и убирая вонючие окурки за его друзьями. Тем лучше, у Веры появится возможность не только взглянуть на подвыпивших друзей Николаиди, но и познакомиться с одним из них с тем, чтобы в этот же вечер, не откладывая надолго, претворить в жизнь свою жгучую мечту каким-нибудь каверзным способом отказать мужчине, унизить его, втоптать в грязь, уничтожить, отомстить за свое оскверненное тело… Именно сейчас, когда она набирала номер Любиного телефона, ее желание мстить, и мстить жестоко за всю свою пропащую жизнь (а именно мужчин она считала главными виновниками вселенской несправедливости, поставившей слабых женщин на панель и превратившей их в орудие для удовлетворения мужских половых инстинктов) было, как никогда, огромно и требовало выхода. Квартирная хозяйка сказала, что Любы нет, что она у Миши, работает. Вера понимала, что звонить Мише глупо; ну, пригласит он Любу к телефону, а та скажет, что никак не сможет пойти с Верой в кино. И что тогда останется делать Вере, как не шляться по улицам в поисках объекта для удовлетворения уже своих мстительных инстинктов? Разве что зацепить какого-нибудь субчика и, содрав с него ужин в ресторане, бросить его, предварительно отхлестав по щекам и словесно смешав с грязью… От этих мыслей Вере стало еще гаже на душе. Она не хотела уже ничего такого… Однако ноги сами привели ее к Мишиному дому. Она поднялась и позвонила. Было часов девять вечера, вечеринка должна была быть в самом разгаре, но музыки она почему-то из-за дверей не слышала. Должно быть, играют в карты, подумала она и позвонила.

Дверь открыли не сразу. Она позвонила еще раз. Наконец раздался характерный звук открываемой первой двери – петли противно и как-то заунывно заскрипели. Вероятно, теперь кто-то рассматривал Веру в «глазок». И тут же словно нехотя отворилась и вторая дверь. Она увидела Мишу.

– Я к Любе, мне надо ключи забрать, – сказала Вера первое, что пришло на ум.

– А ее нет, – пожал он плечами. – Она помогла мне, и я отпустил ее…

– Как нет? Но ее и дома тоже нет…

Вежливость или воспитанность не позволила Мише долго держать Веру на пороге, и он жестом пригласил ее войти.

Судя по голосам, которые раздавались где-то в глубине квартиры, шла игра. Преферанс. Расписывали «пульку», что-то считали, смеялись. Она явно помешала, но и уходить вот так просто не собиралась. Вера уже открыла рот, чтобы сказать еще что-нибудь нейтральное, что могло бы вызвать у Миши или у кого другого интерес к своей особе, но тут взгляд ее упал на полочку возле зеркала в прихожей, находящейся всего в полуметре от нее. Там лежала связка Любиных ключей. Она запомнила этот брелок – рыжую пластиковую кошечку с большими зелеными глазами. Стараясь не смотреть в сторону зеркала, чтобы Миша ничего не заметил, Вера, не сводя с него глаз, как можно лучезарнее улыбнулась ему, показывая свои хорошенькие зубки, и повела плечами. Это было все, на что она в данный момент, как потенциальная соблазнительница, была готова. (Она почему-то сразу не поверила ему и подумала, что Люба, скорее всего, у него в спальне и если не ублажает кого-нибудь из его друзей, то, возможно, спит, отдыхает и ждет момента, когда все разойдутся, чтобы помыть посуду.)

– Так, значит, ее нет? – Она продолжала улыбаться, явно напрашиваясь в мужскую компанию.

– А она вам очень нужна? – Миша не понимал, чего от него хотят. – Может, она уже все-таки дома?

– А вы позвоните ей, вдруг она уже пришла? – не сдавалась Вера, все еще на что-то надеясь.

– Что-нибудь случилось? – Мише не понравилось, что его заставляют куда-то звонить в то время, как его ждут друзья и его очередь ходить.

– Да нет, просто мы с ней договорились…

– Ну так и позвоните ей сами домой, вот телефон… – И Миша довольно раздраженно кивнул ей на стоявший прямо под рукой аппарат.