В дверном проёме появился Марик Хенкин. Одной рукой он нёс увесистый портфель, другой увлекал за собой сразу двух длинноногих младых див.

«Конспиратор, — усмехнулся про себя Юлий, — разведчики на проведение тайниковых операций берут с собой в качестве прикрытия жён, у Марика своя «крыша» — профурсетки. И где он только находит таких красавиц, этот неистребимый перпетум-кобиле?»

Сколько Юлий знал Марика, тот никогда не расставался ни со своим портфелем, ни с весёлыми подружками. С одной оговоркой: портфель оставался неизменным годами, а беспечные красотки подлежали смене каждый месяц, если не чаще.

«У меня нет идеала — всех зову под одеяло», — как бы оправдываясь, говаривал Хенкин.

Марик олицетворял собой редкое сочетание трудоголика и мота-повесы. Деньги — и немалые — он зарабатывал, чтобы тут же прокутить их вместе с ненасытными прожигательницами жизни. Высококлассный специалист в области лицевой хирургии, зубной техник и протезист в одном лице, Хенкин имел в городе богатую частную практику. А поскольку лечил клиентов у них дома, то его «кормилец» — так ласково называл он свой портфель — был неизменно набит слепками зубов, коронками, зубными пртезами, не говоря уж о разных щипцах и свёрлах.

Однажды Марик, проведя ночь с друзьями за «пулькой», возвращался под утро домой. Беспечно помахивая «кормильцем» и насвистывая «Колонель бути», чтобы сократить путь, он бесстрашно ринулся через городское кладбище и угодил в… милицейскую засаду. Откуда ему было знать, что угрозыск которую ночь кряду охотился за шайкой грабителей, осквернявших могилы в поисках золотых коронок в ротовых полостях покойников?!

По требованию ментов Хенкин, не чувствовавший за собой никакой вины, с готовностью открыл портфель. При виде щипцов, коронок и целых челюстей ликующие сыщики затолкали — спасибо не искалечили — Марика в «воронок» и доставили в околоток, где с него сошло три пота, пока он сумел убедить служивых, что не любитель он могильного золота, а врач-профессионал. В доказательство пришлось тут же поставить пару пломб начальнику…

— Старик, пароль подействовал на швейцара? — вместо приветствия произнёс Хенкин.

Герцог утвердительно кивнул.

— Он — новенький… Нуждается в дрессировке… Так, а где наш дежурный половой? — Марик оглядел зал. — Любезный, — окликнул он семенящего к соседнему столу официанта с тяжёлым подносом, — кто нас сегодня обедает? — в вопросе прозвучали одесские интонации.

— Я занят, — не поворачивая головы, ответил официант.

— Пришлите замену, любезный! — и, обратившись к Герцогу, недовольно произнёс: — И этот новенький… Что это у них… Всеобщая ротация, что ли?

У Юлия при этих словах похолодело внутри, он непроизвольно провёл рукой по нательному поясу с золотом.

Хенкин ещё несколько раз безуспешно пытался остановить официанта, курсировавшего между кухней и соседним столом, где расположилась группа французских туристов.

Наконец, не выдержав натиска, служка, брызгая слюной, прошипел:

— Катитесь вы в свой Тель-Авив, там вас накормят, а здесь только работать мешаете!

От такой наглости у Марика глаза вылезли из орбит.

— Ну, знаете ли… Я — хам. Видел хамов, но такого — впервые!

По взгляду друга Юлий понял, что кара будет жестокой.

Приговаривая «долой кариес и антисемитов», Марик с неожиданным для его необъятной комплекции проворством сунул руку в стоявший возле ног портфель и метнулся к раздаточному столу, на который хам-официант водрузил огромную фарфоровую супницу с сациви. Французы, оживлённо обсуждавшие аперитив, не заметили, как Хенкин бросил в супницу пригоршню зубных протезов и, помешав варево ложкой, вернулся на свое место.

— Любезный, может, всё-таки займётесь нами? — с видом кота, съевшего канарейку, вкрадчиво спросил Марик вернувшегося официанта. Тот даже бровью не повёл, сосредоточенно раскладывая сациви в тарелки.

Иностранцы с воодушевлением принялись за экзотическую снедь. Однако их восторг длился недолго. Энтузиазм угасал с каждой выловленной из тарелок металлической коронкой. Что за чёрт!

Кризис наступил, когда старушка-переводчица с диким воплем извлекла из соуса и швырнула на скатерть огромный человеческий зубище. Сомнений не было: кто-то уже ел этот сациви и обломал себе зубы.

Иностранцы с омерзением переводили взгляд с зуба на супницу. Кто-то схватился за горло, сдерживая позывы отторжения. А яйцеголовый очкарик, походивший на «голубого» гимназиста, нагнулся над кадкой с пальмой и изрыгнул из своего чрева прелести кавказской кухни.

Скандал достиг апогея, когда приглашённый шеф-повар извлёк из супницы вставную челюсть…

Ангажированные наложницы Марика, обнявшись, рыдали от восторга.

Заметив на себе пристальный взгляд официанта, Юлий понял, что «явка» сорвана. Скомандовал:

— Сматываемся!

Хенкин, выбрасывая из-за стола свое грузное тело, произнёс фразу, которая довела нимфеток до экстаза.

— Пусть благодарят небо, что я стоматолог, а не гинеколог… А то бы сейчас лягушатники жевали жаркое из п. дятины. Пардон…

При выходе из ресторана, воткнув в подставленную швейцаром ладошку червонец, Марик назидательно изрек:

— Передай этим холуям, что «евреев на Земле ужасно мало, но каждого еврея очень много есть»…

— Слушаюсь, Марк Романович! — с готовностью ответил привратник.

При выходе из гостиницы компания столкнулась с вызванным метрдотелем нарядом милиции. Однако авантажный вид компании исключал всякие подозрения в злостном хулиганстве, и милиционеры почтительно посторонились.

Герцог юркнул в подъехавшее такси. Крикнул, высунувшись из окна:

— Марик, завтра в час! — что для стоматолога означало: «завтра в «Астории».

Все шесть лет пребывания Герцога на прииске судьба будет вести его за руку. Золото килограммами будет поступать на материк к стоматологам и в тайники, устроенные Юлием в надгробном склепе матери и отчима.

Каждый год накануне сезона массовых отпусков старателей на прииск в поисках длинных рублей слетались звезды советской эстрады, кино, цирка и даже Большого театра. Не по зову Партии, а по велению ненасытной своей натуры приезжали туда заслуженные и народные, именитые и не очень. То, что не Партия их туда мобилизовывала, можно судить по протоколу заседания МГК КПСС, где рассматривался вопрос о лишении звания «народный артист СССР» звёзд всесоюзной величины «К», «Ш» и «М» по возвращении из очередного золотого вояжа.

Творческие бригады артистов-шабашников стойко переносили морозы, мирились с бытовым неудобьем. Возвращались на материк с чесоткой, бронхитом, порой и с венерическими заболеваниями — золото требовало жертв.

С особой щедростью работяги принимали модных актрис и эстрадных певиц.