Танцовщицы кордебалета часто одеты в белое. Историк Дженнифер Хоманс пишет, что во времена французской революции женщины, одетые в «простые белые туники, стали мощным символом нации, очистившейся от коррупции и алчности… Кордебалет, который всегда является группой женщин (никогда – мужчин), перенял эту ассоциацию у революции и стал символом сообщества (и нации), чьи общие притязания важнее индивидуальных». (1)

Мне иногда кажется, что лучше было бы назвать кордебалет кор-де-сёрс или сёрс-де-бале — «группа сестер» или «балетные сестры» (от фр. souers – сестры). Одетые и думающие одинаково, эти сестры подобны сестрам (мойрам, музам, эриниям) из древнегреческой мифологии: они знают, что делают. Они одаривают смертных своей благосклонностью или затаивают злобу, разворачиваются и сворачиваются, как калейдоскоп, откалиброванный под один эмоциональный цвет. Эту синхронность, подобную пчелиной, это бессловесное постоянство хорошо удалось запечатлеть поющему хору из оперы «Мадам Баттерфляй». Солисты и примы приходят и уходят, но кордебалет, как рой медоносных рабочих пчел, поддерживающий жизнь бесконечно сменяющих друг друга маток, или классическое французское кассуле, мерно булькающее на плите, в котором сохраняется вкус первой горсти фасоли, – кордебалет вечен.

Благодаря такому постоянству именно кордебалет воспринимается как лицо балетной компании, главный хранитель ее стиля, и этим вызывает восхищение. Никто не хочет видеть кордебалет, движущийся, как машина; нам нужен «живой» синхронный кордебалет, являющийся отражением основных ценностей труппы и ее педагогики. Это значит, что танцовщицы кордебалета должны синхронно выпрямляться и сгибаться, как будто их колышет один ветер; отбрасывать тени под одним углом, руководствоваться тем же кинетическим разумом, что управляет полетом стаи скворцов и стремительным движением косяка рыб. Кордебалет репетирует, пока не становится природной стихией.

И все же, несмотря на то, что участницы кордебалета движутся как единая масса, мы помним, что состоит он из индивидуальностей. То и дело из лабиринта лиц, фигур и ног выделяется одно лицо, фигура или ножка и манит нас. Так у нас появляется новая фаворитка, та, за кем мы следим, та, что вызывает наше любопытство. Таким же образом наше внимание может привлечь один исполнитель в хоре или оркестре, но их голосов и инструментов, как правило, не слышно. А вот танцовщица кордебалета, вплетенная в общую паутину, привязанная к ее узорам, видна как на ладони. Мы спрашиваем себя: почему именно эта, такая красивая, так эффектно стоящая в арабеске, все еще в кордебалете, почему не сумела подняться выше? Может, еще и поднимется; а может, этому воспрепятствует недостаток силы, выносливости, психической устойчивости. Но может все-таки именно «эта» засияет среди сестер. Кордебалет всегда рождает такие вопросы.

Солисты. В балетной иерархии солисты занимают место между кордебалетом и премьерами/примами; им регулярно доверяют небольшие сольные партии и роли второго плана. Не каждому солисту приходится «оттрубить» определенный срок в кордебалете, прежде чем перейти на следующий уровень; многие застолбили себе местечко еще в балетной школе. Педагоги выпускных курсов могут и не заметить артистов, расцветающих со временем, которые заявляют о себе лишь в балетной компании, но невозможно не обратить внимания на вундеркиндов, одаренных инженю, этих при приеме в труппу пробуют на роль солистов, минуя кордебалет. Степень их выносливости и звездности еще не определена; те, кто блистает в классе, не всегда будет блистать на сцене. Поэтому танцоры могут пробыть в статусе солиста разное время: кто-то всего год, другие – два-три года; а третьи и еще дольше.

Многие солисты не поднимаются выше, и иногда этого действительно делать не стоит. Есть танцоры, которые прекрасны в ролях второго плана, в качестве аперитива или десерта; их шарм ярче всего проявляется в коротких сценках. Многие из тех, кого повышают до прим, спотыкаются о принцип Питера[17]: обнаруживают, что для исполнения главной роли им не хватает технических возможностей или они просто не готовы стать артистом другого уровня. (Так порой в компании человек приковывает всеобщее внимание на десять минут, но дальше его шутки лишь повторяются и наскучивают.) Это положение вещей весьма печально, так как в роли премьера или примы оказывается человек, не заслуживающий ее, а более талантливые тем временем прозябают в безвестности.

Примы и премьеры. Это верхняя ступень иерархии. Примы и премьеры – самые заслуженные танцоры в труппе, носители стандарта, танцующие главные партии. Примы и премьеры могут выйти из кордебалета, и это оптимальный путь, свидетельство здорового функционирования труппы, плод стратегического видения и грамотного менеджмента, показатель преемственности с балетной школой. Труппам, у которых нет своей балетной школы, которые набирают исполнителей, учившихся в разных местах, гораздо сложнее достичь стилистического единства, а ведь именно характерный стиль является выражением идеалов труппы. Если руководство приглашает танцоров со стороны, чтобы усилить ряды премьеров, эти «гости» приносят с собой чуждую манеру исполнения, вносят смятение в ряды солистов и кордебалета, которые ими вдохновляются. Но есть и плюсы: приглашенные артисты могут поколебать сложившийся status quo и поднять планку для всей труппы. Так произошло с русской балериной Натальей Макаровой, которая бежала из СССР и в 1970 году присоединилась к труппе Американского театра балета.

Ранг примы/премьера эквивалентен статусу звезды или драматического актера. В идеале примы и премьеры соответствуют обоим этим статусам. Но когда вы начнете более уверенно оценивать исполнительские качества артиста, вы поймете, что это не самое частое совпадение; они могут обладать блистательной техникой и внешней харизмой, но не уметь вживаться в роль. Или наоборот, быть актером, но не звездой: наполнять свою роль новым содержанием и глубиной, но никак не взаимодействовать с залом. В классическом балете эти дилеммы стали предметом оживленных дискуссий. Найти своего любимого премьера и попытаться понять, почему его игра и танец трогают вас, волнуют и радуют – упражнение, которое должен проделать любой зритель.

Не так-то просто определить, что именно привлекает вас в исполнителе. Возможно, он чем-то напоминает вам любимого актера или актрису или представляет архетип, к которому вы питаете слабость – романтический герой, пылкая, взрывная героиня, бунтарь, субретка. Вы можете видеть в его или ее манере свойство характера, восхищающее вас в других, или то, которое вы стремитесь развить в себе – честность, бесстрашие, великодушие, чувствительность. Бывает, что мы просто влюбляемся в танцоров («Какой красавчик!»), восхищаемся их идеальным лицом и фигурой. В этом нет ничего плохого, но если актерские качества танцора не дотягивают, вы вскоре потеряете к нему интерес и найдете другой предмет восхищения. Учиться понимать свое сердце – интимный процесс.