В дрожащем пламени факела, прижимаясь спиной к стене, Джафер продвигался беззвучно и медленно. Он решил, что успокоится, только когда отдаст яд ожидавшему его человеку. Сейчас бутылочка отправится в смертельное путешествие.

Послышался шорох. Он прислушался, но ничего не услышал, хотя мог поклясться, что кто-то шевельнулся. Он прислушался снова, но все было тихо. Наверное, пробежала крыса.

Он двигался вперед, стараясь не шуметь.

Тот же самый звук послышался вновь, и он решил потушить факел, прижав его к земле. Джафер тут же растворился во тьме. «Неужели меня кто-то выдал», – подумал он. Такое могло случиться – во дворце полным полно ушей. Прежде во дворце на каждом шагу были шпионы Ибрагима-паши, а сейчас шпионы Рустема. Наверняка люди Селима, Лала Мустафы и Соколлу тоже дежурили за каждой дверью.

Было совсем тихо, нужно было идти дальше в кромешной тьме. До комнаты, в которой им предстояло встретиться с доверенным лицом, оставалось десять шагов. Он уже собирался сделать шаг, как вдруг к его шее прикоснулась острая сталь. Джафер вздрогнул. В темноте его обдало зловонием.

– Что ты любишь, жасмины или гиацинты?

Услышав этот вопрос, Джафер успокоился. От напряжения пот лил с него градом. Именно с этим человеком он должен был встретиться. «Это ты?» – прошептал он в темноте.

Его вновь обдало зловонием, а острая сталь сильнее прижалась к коже.

– Отвечай, иначе умрешь.

– Я люблю жасмины, гиацинты ненавижу.

Рука со стальным клинком должна была отодвинуться, но она даже не шевельнулась.

– Ты пришел умереть или убивать?

Евнуха вновь обдало жаркой волной страха. Неужели нужного человека поймали, пытали и под пыткой он выдал все?

– Ни умирать, ни убивать, а увидеть друга, – отозвался Джафер дрожащим голосом, выдававшим его страх и нетерпение.

Это был второй пароль. Рука, прижимавшая нож к его горлу, сейчас либо отодвинется, либо вонзит нож. Произошло первое.

– Ты чуть было не перерезал мне горло.

В ответ раздался смех:

– Ты все принес?

Джафер сунул руку в шаровары, вытащил бутылочку и протянул ее. Человек схватил ее, а Джафер сказал: «Осторожно, если она разобьется, то и ты умрешь». Но человек ничего не ответил и растворился во тьме. А Джафер, подождав какое-то время, успокоил колотившееся сердце и вышел из дома.

Он выполнил задание, смерть отправилась в путь.

Прошло четыре месяца с тех пор, как Хюррем Султан вернулась из Эдирне.

В комнате султана Сулеймана было совсем темно. Сулейман сидел и наблюдал из окна танец факельных огней, освещавших двор. На противоположной стороне двора огни соединились в алое пламя. В пляшущем пламени факелов было видно, как янычары в высоких войлочных колпаках, стоящие в карауле, вышагивают по двору, и их тени, отражаясь на стенах, напоминали огромных сказочных дэвов.

Хюррем приветствовала падишаха, низко поклонившись, шурша платьем из тафты. С того дня, как она узнала о смерти Джихангира, она больше никогда не распускала волосы.

Султан Сулейман, услышав шорох ткани, медленно повернулся к Хюррем. Знаменитый кафтан с тюрбаном были небрежно брошены на кровати.

Теперь Сулейману было шестьдесят три года. Борода его давно поседела, и красный свет факелов, светивший со двора, играл на ней отблесками пламени. На нем были черная, расшитая серебром, рубашка и черные шаровары.

Хюррем прошептала: «Повелитель…» – и замерла в поклоне.

Увидев, что жена не двигается, ожидая его, он направился к ней и обнял ее за плечи. Пламя факелов со двора отразилось и в глазах Хюррем.

– Почему ты такая бледная? – спросил он ее.

Хюррем и вправду была очень бледна. Он поднес руку ей ко лбу.

– У тебя жар. Нужно немедленно позвать лекаря.

– Для вашей покорной рабы Хюррем ваши внимание и нежность – лучшее лекарство. Не беспокойтесь, наверное, мы простудились.

Падишах подошел к окну и сел на длинный широкий диван. «Иди сюда», – позвал он ее. Хюррем подошла и села рядом с мужем. За прошедшие годы ее прекрасное тело пополнело.

– Твой Сулейман Хан стареет, Хюррем.

Хюррем тут же прикрыла рукой губы мужа: «Совершенно нет. Вы несправедливы к себе. Пусть жизнь моего повелителя будет очень долгой, а правление – бесконечным. А тот, кто злословит, пусть будет наказан. Вы прекрасны и сильны, как лев, повелитель».

Падишах засмеялся. Точнее сказать, это был не смех. После всех пережитых ими несчастий она больше никогда не слышала прежнего заливистого смеха Сулеймана.

– Ты неправа. Я устаю, сидя на лошади. У меня болит спина, ноют плечи. Ноги подводят меня. Главный лекарь только и твердит, что их нужно мазать мазью. А мне на коня не влезть, не слезть с него. И ты меня еще львом называешь?»

– Сегодня мы увидели вас на белом скакуне, и вы были так прекрасны, что нам показалось, что мы ослеплены вашим сиянием. Вы так величественно восседали на коне в соболином кафтане, что мы растерялись.

Сулейман поцеловал свежую, несмотря на возраст, щеку жены: «Хюррем, это просто соболиный кафтан и огромный тюрбан. Кафтан скроет холод моего сердца, а тюрбан спрячет снег, выбеливший мне волосы. Вот и все величие».

Хюррем поднесла руку мужа к губам, а падишах поцеловал ее маленькую белую ручку.

– Мой меч залежался в ножнах. Все тоскуют по войне. Зачем нужен падишах, если он все время сидит во дворце? Так постоянно твердят янычары.

– Повелителю виднее. Нам кажется, что сплетников нужно наказать. Отрубить несколько голов непокорным.

– Янычары правы. Войско существует для военных походов. Нам нужны новые завоевания, чтобы мои верные янычары, сипахи, акынджи перестали бедствовать и нищим раздали милостыню.

Сулейман внимательно посмотрел на жену и добавил: «Вчера я не поленился посчитать, ровно тридцать восемь лет прошло. Когда мы взошли на престол, опоясавшись мечом, дети наши были маленькими, но сейчас они все уже стали отцами».

Он погладил Хюррем по руке: «Легко ли сказать, целых тридцать восемь лет править таким огромным миром, отвечать за покой и порядок. Но теперь я устал, Хюррем».

Хюррем заволновалась. Что это означало? О чем он хотел сказать? Он что, готовился отречься от престола и передать его Селиму? Или хотел с ней о чем-то посоветоваться? Или в чем-то ее подозревал? Пока она так размышляла, Сулейман продолжал:

– Иногда по ночам я думаю, что твой путь должен закончиться, Сулейман Гази. Оставь дела государства шехзаде Селиму. Отойди в сторону. Смотри, что будет.

Хюррем почувствовала дрожь. Необходимо срочно вмешаться. Но она прекрасно знала Сулеймана. Сейчас нужно терпеливо слушать. Сейчас нужно ждать последнего слова. Сулейман еще не сказал того, что собирался.