Жаклин подошла к черному свитеру, который от пыли стал серым, и спросила его:

– Господин полковник, а мы с моим родственником можем написать заявление, чтобы все это богатство осталось в этом городе? Например, чтобы на эти деньги построили школу или дом для престарелых людей и присвоили ему имя нашего предка Петра Коршунова, благодаря запискам которого мы и нашли это сокровище?

– Конечно, можете, – радостно отозвался полковник, уже видевший себя в генеральских погонах. – Свою премию в размере 25 процентов вы можете пожертвовать на любую благотворительность. Но остальная часть принадлежит Российскому государству, и ее мы обязаны отправить в Москву.

На лице Жаклин отразилось разочарование, и она тихо вышла из разгромленного кабинета. Сергей последовал за ней.

Погода вконец испортилась. Еще вчера стояло настоящее лето. А сегодня с утра ветер откуда-то нагнал темные тучи и вместе с ними осеннюю прохладу.

Когда они вышли из мэрии, накрапывал мелкий холодный дождь. Но зонта никто из них в спешке не захватил. Так они и пошли вниз по бывшему Университетскому проспекту, ныне носящему имя вождя мирового пролетариата, с непокрытыми головами.

Они брели рядом на расстоянии вытянутой руки друг от дружки, но врозь, каждый погруженный в собственные думы.

Кто они? Родственники? В их жилах нет ни капли общей крови. Любовники? Еще вчера они были ими. И Жаклин даже поговаривала о замужестве. Но сейчас что-то надломилось в их душах, и былое чувство куда-то исчезло.

Так в полном молчании, подставляя лица холодным каплям дождя, они дошли до Научной библиотеки университета.

– Здесь в большом читальном зале я писал сочинение на вступительных экзаменах, – первым прервал мучительную тишину Сергей.

– Здесь когда-то заседала Сибирская областная дума, – грустно ответила Жаклин. – Но на здании об этом нет никакой мемориальной таблички.

Тяжело вздохнув, она добавила:

– И, похоже, никогда уже не будет.

Чтобы переключить разговор на другую тему, он предложил:

– А в роще за библиотекой могила Потанина. Давай туда сходим?

Она отвела рукой свисающую на глаза мокрую челку и ответила голосом под стать погоде:

– Знаешь, Серёжа, сходи туда один, если хочешь. А я лучше пойду в гостиницу.

– Ты чего? Постой! – он схватил ее за руку. – Ты обиделась, что ли?

Она настойчиво разжала его пальцы. Он ухватил ее еще с большей силой.

– Пожалуйста, отпусти. Мне больно.

– Нет. Ты вначале объясни, в чем я опять перед тобой провинился?

– Ни в чем. Просто я ошиблась.

– Как это?

Она высвободила свою руку и произнесла свой приговор:

– Три поколения хранили и оберегали эту тайну. Их пытали, расстреливали. А ты вот так просто взял и сдал ее чекистам.

– Я беспокоился за тебя! За твою жизнь! – воскликнул он в свое оправдание.

– Не надо, Сережа. Ты же видел, что вице-мэру сейчас было не до нас.

– Но кто знал, что ФСБ распутывает его коррупционные дела. Это случайное стечение обстоятельств. Не более.

Она посмотрела ему в глаза и с еще большей твердостью сказала:

– Человечество вымирает. Раньше были люди, а теперь людишки. Боятся каждого шороха. Ради сытой жизни готовы пожертвовать любой, даже самой святой идей. К сожалению, Коршуновы не оказались исключением.

– Ну знаешь ли? – взорвался он. – Ты уж говори, да не заговаривайся. Ты что, хотела, чтобы я вытащил из небытия бело-зеленое знамя областников и стал призывать к отделению Сибири от России?

– Пожалуйста, не передергивай! – взмолилась она.

Но он уже не мог остановиться. Нес какую-то ахинею. И сам все это прекрасно понимал, отчего выглядел еще глупее.

– Нет. Признайся: ты этого хотела? Для этого тебя натаскивало ЦРУ в твоем Станфордском университете? Чтобы насадить раскол в России и развалить ее, как вы недавно развалили Советский Союз? Ничего у вас не выйдет! Сибирь была и останется частью России. А не Соединенных Штатов или Китая. Мы сами, без вашей помощи, разберемся в своих проблемах и заставим центр уважать права провинции.

Она еще раз смерила его взглядом, словно перед ней стоял незнакомый человек, и тихо произнесла:

– Как я понимаю твою прабабку. Я, наверное, тоже могу любить только героев. Ты к их числу не относишься.

Она повернулась и пошла прямо по лужам по направлению к гостинице.

Он какое-то время еще постоял под дождем, а потом махнул рукой и побежал обратно в мэрию. Ужасно хотелось поведать коллегам правду о золоте командарма. Это для него сейчас было ценнее всего в жизни.

В гостиницу его привезли только вечером. Усталого, охрипшего от интервью, но счастливого. Оказавшись в центре внимания, он поверил в свои силы и совсем избавился от хандры. Оставалось только помириться с Жаклин, попросить прощения, сказать, что его словно укусила какая-то муха, и он стал нести всякую чушь. Она, конечно, поймет. Она же умная и родная. И простит. Обязательно простит. Не может не простить.

Он уже представлял себе, как они вместе с Жаклин будут смотреть вместе вечерние новости с его участием, пить шампанское и навсегда забудут о дневной ссоре.

– Извините, вы к госпоже Готье? – окликнула его дежурная.

– Да, – бросил он на ходу, направляясь к лифту.

– А она уже выехала.

Он остановился посреди холла.

– Когда?

– Часа три назад. Я сама вызывала ей такси в аэропорт. Она торопилась на вечерний рейс в Москву.

Он повернулся и понуро направился к выходу.

– А ваша фамилия не Коршунов? – окликнула его дежурная.

– Да. Это я.

– Госпожа Готье просила передать вам это.

Девушка положила на стойку большой пакет.

Он сразу раскрыл его в надежде увидеть весточку от Жаклин, но в конверте ничего, кроме желтой ученической тетради с окончанием прадедовой рукописи, не было.

Видит Бог, я не собирался писать продолжение своих мемуаров. По ночам меня долго мучили кошмары, и по настоянию доктора я дал честное слово своей жене Терезе никогда больше не садиться за письменный стол. И десять лет я свято выполнял его.

Но сейчас Терезы нет со мной. Слава богу, они с Леночкой успели выехать в Париж. А я остался доделывать дела. Покупателя на фабрику и магазины я, естественно, не нашел. Никто не захотел рисковать. Ведь до последнего дня было неясно, кто займет Прагу – союзники или советские войска.

Не повезло. Чехословакию оккупировала Красная армия. Мне надо было скорей уносить ноги. Ведь красные меня по головке не погладят. Но события развивались столь стремительно, что я оказался заложником, боясь высунуться из квартиры.