— Ты, надо думать, тоже в семейном бизнесе? — пронзаю его взглядом. Талли облокотился на дверь, поигрывает пистолетом — что меня бояться? Я же стою напротив, как натянутая до предела струна — еще чуть-чуть, и лопнет. Жду, прислушиваюсь к малейшему шороху в соседней комнате.

— А тех, что Шандонне разделал? Ты со многими сначала переспал? — Тряхнула головой. — Нет, просто интересно, ты сам его угощал или он тебя выслеживал и расправлялся с остатками пиршества?

Талли впился в меня взглядом: видать, задело за живое.

— И знаешь, ты ведь слишком молод для Джея Талли, кем бы он ни был, — говорю дальше. — Джей Талли без второго имени. И в Гарвард ты не ходил, и вряд ли жил в Лос-Анджелесе, во всяком случае, не в детстве, как ты мне сказал. Он ведь брат тебе, да, Джей? Эта ужасная генетическая аномалия, урод, который называет себя Оборотнем? Твой родной брат. У вас ДНК так сходны, что при рядовой проверке вас можно принять за однояйцевых близнецов. Ты знал, что ваши гены при обычном сканировании идентичны? На уровне четырех проб вы совершенно одинаковы, одно и то же лицо.

Как он разозлился! Наш красавец прекрасно знает себе цену; ой как не по вкусу пришлась ему мысль, что его ДНК даже отдаленным образом сходна с генной спиралью столь уродливого и безобразного существа, как Жан-Батист Шандонне.

— А труп в грузовом контейнере? Тот, который мы не без твоей помощи приняли за брата Жан-Батиста, Томаса? У них тоже много сходных пунктов, да не так, как у вас. Ты ведь сперму оставил в теле Сьюзан Плесс перед тем, как над ней жестоко надругались. Томас — ваш родственник? Не брат, а кто? Кузен? Ты его тоже собственноручно уделал? Сам топил его в Антверпене или Жан-Батист подсобил? И в Интерпол ты меня выманил не потому, что тебе помощь по делу понадобилась. Просто хотел выяснить, много ли я знаю. Убедиться, что мне неизвестно, до чего докопался Бентон. А веревочка-то вилась: ты — Шандонне. Ведь ты заправлял отцовскими делами, да? Видно, затем и стал работать на правоохранительные органы: как же, персональный шпион, секретный говнюк... Господи, да сколько же ты спецопераций под откос пустил? Все знал: что, где, когда — все планы. И играл за спинами.

Качаю головой.

— Отпусти Люси, — говорю я ему. — Сделаю все, что попросишь. Только отпусти ее.

— Не могу. — Он даже не пытается опровергать обвинения.

Талли бросает взгляд на стену, будто способен видеть сквозь нее. Наверняка гадает, что же происходит в соседней комнате, почему так тихо. Нервы напряжены до предела. «Господи, пожалуйста. Пожалуйста, Боже. Пусть она умрет быстро. Только бы не мучилась».

Подлец поворачивает запор, накидывает дверную цепочку.

— Раздевайся, — говорит он, больше не обращаясь ко мне по имени. Куда легче убить обезличенное существо. — Не волнуйся, — нелепо добавляет Джей. — Я не собираюсь ничего делать. Просто надо кое-что изобразить.

Поднимаю взгляд на потолок. Он знает, что у меня на уме. Бледное лицо взмокло от пота, он выдвигает ящик комода, вынимает оттуда несколько рым-болтов и красного цвета сушильный пистолет.

— Зачем? — спрашиваю я. — Почему именно их?

Я имею в виду тех двух мужчин, которых убил Джей.

— Поможешь мне закрепить там болты, — говорит тот. — Вон туда, в несущую балку. Полезай на кровать и делай что сказано. И без глупостей.

Он кладет болты на кровать, кивком приказывает их взять и исполнять приказание.

— Вот так бывает с людьми, когда они суют нос не в свое дело. — Из ящика достает тряпицу и веревку.

И не думаю двигаться с места, молча смотрю на него. На постели темным свинцом тускло сияют болты.

— Матос пришел по душу Жан-Батиста; пришлось немного поговорить с ним — не хотел крысеныш сразу сознаваться, что у него на уме и кто отдал приказ. Совсем не то, что ты думаешь. — Джей снимает кожаную куртку и вешает ее на спинку стула. — Не семья, а первый помощник, который боится, как бы Жан-Батист не запел да такую хорошую кормушку не выдал. Уж что семья блюдет свято...

— Твоя семья, Джей, — напоминаю ему о его принадлежности к преступному семейству и что я знаю его по имени.

— Ага. — Пристально на меня смотрит. — Моя семья, черт побери. Мы за своих горой. Что бы ты ни сделал, а семья есть семья. Жан-Батист, конечно, еще та ложка дегтя, ты и сама видела. Тут уж сразу ясно, откуда его проблемы.

Молчу.

— Мы не одобряем его штучек, — продолжает Джей, словно речь идет о расшалившемся сорванце, который бьет лампочки или увлекается пивом. — Но он — наша плоть и кровь, а наших — не трогать.

— Однако Томаса кто-то тронул, — говорю я, и не подумав забираться на кровать. Я не намерена пособничать собственному убийству.

— Хочешь правду? Это был несчастный случай. Томас не умел плавать. Запнулся о веревку и свалился с палубы, вроде того, — рассказывает Джей. — Это не при мне случилось. Жан-Батист хотел утопленника подальше от верфи отвезти, дела у нас там были, а если опознали бы его...

— Чушь собачья. К сожалению, Жан-Батист записочку при нем оставил: «Bon voyage. Le Loup-garou» — «Счастливого пути. Оборотень». Так он не хотел привлекать к трупу внимание? Стоило бы перепроверить рассказик братца, а? Семья, может, за своих и горой, да только вот Жан-Батист исключение. Сдается мне, плевать он хотел на родную кровь.

— Томас был кузеном. — Будто это уменьшает преступление. — Поднимайся и делай что сказано. — Обозлившись, он указывает на болты.

— Нет, — не соглашаюсь я. — Делай что собирался, Джей, — упорно обращаюсь к предателю по имени. Мы знакомы, и я не собираюсь облегчать ему задачу, буду называть его по имени и смотреть в глаза. — Я не стану помогать тебе со мной расправляться.

За стеной послышался тяжелый удар, будто что-то перевернулось или упало на пол, а потом грохот, и сердце замерло. Слезы душат. Джей скривился, и тут же его лицо снова стало безразличным.

— Садись, — говорит он.

Подчиняться я отказываюсь, тогда он подходит ближе и отшвыривает меня на кровать Я плачу по Люси.

— Ты, рожа поганая, — восклицаю я. — И мальчика тоже убил? Позвал Бенни погулять и повесил? Двенадцатилетнего сопляка?

— Зря он сюда заявился. И Митч тоже зря. Знал я Митча. Он меня увидел. Тут уж выхода не было.

Джей стоит надо мной и словно не знает, что делать дальше.

— И тогда ты убил мальчика. — Отираю глаза ладонями.

В его глазах промелькнуло замешательство: видно, с ребенком вышла неувязочка: мальчик дался ему тяжело. На остальных ему плевать, а вот мальчишку простить себе не может.

— И ты спокойно стоял и смотрел, как он умирает? Маленький мальчик в воскресном костюме?

Джей замахивается и с силой бьет меня по лицу. Все произошло так быстро, что я даже боли поначалу не почувствовала. Просто рот и нос онемели, кожу защипало, и с лица закапало что-то мокрое прямо мне на колени. Кровь. Капля за каплей, а я просто сижу и трясусь, не сводя глаз с обидчика. Процесс пошел, теперь ему легче. Швыряет меня на постель и усаживается сверху, сдавив коленями запястья, так что я ими и пошевелить не могу. Заламывает руки мне за голову. Ох как больно локтю! Подживающий перелом звенит от боли. Талли связывает мне веревкой руки, а сам все ворчит что-то про Диану Брэй. Издевается надо мной, говорит, что Бентона она знала близко, ближе не бывает. А разве он сам не рассказывал, как Брэй на него запала? Будь глупец чуток полюбезнее, может, и оставила бы его в покое. И меня тоже. В голове гулко стучит. Я с трудом понимаю слова.