Через два дня, опять же в Кремле, с 20:10 до 03:45 Сталин принимал Молотова и Берию. В 01:30 пришли Василевский и Воронов – начальник артиллерии Красной армии. Шло обсуждение «Директивного письма Ставки № 3 Военным советам всех фронтов и армий о действиях ударных групп и организации артиллерийского наступления». В нем рассматривались важные технические вопросы, уже поднимавшиеся Триандафилловым в 1930 году. Оно напоминало командующим фронтами и армиями, что они должны атаковать, не распределяя свои войска равномерно по фронту, а создавать ударные группы для атаки на определенном участке фронта. Это было, наверное, сотое напоминание такого рода начиная с 22 июня 1941 года, что свидетельствовало о том, что советские командиры так и не усвоили этого принципа. В том же духе рассматривалась деятельность артиллерии, поэтому на совещании присутствовал Воронов. Артподготовка по образцу 1914 года – перед наступлением орудия открывают огонь по широкому фронту, затем начинает атаку пехота – устарела, как гласит «Директивное письмо». Необходимо заменить артиллерийскую подготовку артиллерийским наступлением. Во-первых, артиллерия должна быть сосредоточена в районе действия ударной группы армии или фронта; во-вторых, пехота должна наступать вместе с наступлением артиллерией, под звуки артиллерийской «музыки»; в-третьих, артиллерия должна простреливать оборону противника на всю ее глубину. Это непременное условие прорыва.

Василевский уже собирался подписать эту лишенную оригинальности директиву, когда Сталин театральным жестом взмахнул листком бумаги и неожиданно заявил: «Но главного в письме так и нет!» Дмитрий Волкогонов, автор первой русской биографии Сталина, так изложил происшедшую сцену: «Все незаметно, но недоуменно переглянулись, ожидая откровения. И оно последовало: „Предлагаю в письме отразить еще одну, пожалуй, самую главную идею“. Все приготовились записывать. Сталин долго молчал… и произнес фразу, которая без редактирования была включена в „Директивное письмо…“: „После того как Красной Армии удалось достаточно измотать немецко-фашистские войска, она перешла в контрнаступление и погнала на запад немецких захватчиков. Для того чтобы задержать наше продвижение, немцы перешли на оборону и стали строить оборонительные рубежи с окопами, заграждениями, полевыми укреплениями. Немцы рассчитывают задержать таким образом наше наступление до весны, чтобы весной, собрав силы, вновь перейти в наступление против Красной Армии. Немцы хотят, следовательно, выиграть время и получить передышку. Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году“»[541].

Нам неизвестно, вздрогнул ли Василевский или кто-то другой из присутствующих, услышав столь невероятные вещи. Пятью днями ранее Сталин подписал план контрнаступления, имевшего три цели: снятие блокады Ленинграда, окружение и уничтожение группы армий «Центр», освобождение района Донбасса с его углем и металлургической промышленностью. Даже это были слишком амбициозные планы. Но 10 января он предложил не больше и не меньше как план «Барбаросса» наоборот: разгромить всю германскую армию за шесть месяцев и в течение года выиграть войну. В ту ночь вождь, под воздействием порыва безумного оптимизма, потерял чувство реальности. Первым удивился его грандиозным планам британский министр иностранных дел Энтони Иден. При первой их встрече 16 декабря Сталин передал ему проект договора, по которому Великобритания должна была признать все территориальные приобретения Советского Союза, сделанные в 1939 и 1940 годах, в первую очередь в Восточной Польше и в Прибалтике. Далее, он предложил изменить границы Германии, разделить ее на части, поставить под военный контроль союзников и заставить заплатить репарации. Сюрреалистический разговор в условиях, когда немцы находятся в 80 км от Кремля! Ошеломление Идена не прошло и через десять дней, когда он докладывал об этом разговоре Черчиллю.

Как же Сталин мог думать, что до окончательной победы рукой подать? Конечно, успех контрнаступления под Москвой избавил его от огромного напряжения, от груза, давившего его с июня 1941-го. Может быть, советский руководитель переоценил кризис, сотрясший германское командование, хотя он и был очень сильным? Поражение под Москвой побудило Гитлера избавиться от всех основных военачальников, осуществлявших план «Барбаросса»: сначала от Рундштедта (заменен на Рейхенау), затем от Бока (замененного на Клюге) и даже от Гудериана, хотя тот был любимцем фюрера. Гёпнер был снят с поста 8 января, Лееб – 15-го (заменен Кюхлером). 19 декабря Гитлер отправил в отставку Браухича и сам стал во главе сухопутных сил.

Причиной конфликта стал спор относительно того, на какое расстояние следует отвести войска. Военные руководители хотели осуществить широкий отход – до Вязьмы или даже до Смоленска. Гитлер же боялся, что отступление вызовет панику. Поэтому он, по своему обыкновению, принял самое радикальное решение: 16 декабря он призвал войска Восточного фронта к «фанатичному сопротивлению», приказывая им «стоять на месте». Через два дня он повторяет: «Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к полной потере тяжелого оружия и материальной части. Командующие армиями, командиры соединений и все офицеры своим личным примером должны заставить войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл наших войск. Только такой метод ведения боевых действий позволит выиграть время, которое необходимо для того, чтобы перебросить с родины и с Запада подкрепления».

По поводу военного значения этого приказа во что бы то ни стало держаться на месте Standbefehl были пролиты моря чернил. Не вдаваясь в дискуссии, отметим, что этот «стоп-приказ» не избавил германские войска от нового отхода. 15 января Гитлер согласился сделать еще один шаг назад: группа армий «Центр» должна была отойти на линию Ржев – Юхнов, на которой спешно возводилась система оборонительных сооружений, получившая название «Кёнигсберг». Подошли подкрепления. Дни стали более ясными, люфтваффе возобновили полеты, положив конец господству в воздухе советской авиации. А главным событием стало состоявшееся 19 января назначение Гитлером нового командующего наиболее угрожаемой армии, IX. Им стал лучший немецкий генерал всей войны – Вальтер Модель. Такие его качества, как крайняя напористость, упорство, непреклонность характера и способность противостоять Верховному главнокомандующему, не могут не напоминать его противника – Георгия Константиновича Жукова. Короче, период 15–20 января 1942 года стал для немцев временем начала выравнивания ситуации.

Сталин говорил о необходимости воспользоваться «растерянностью» противника. Но, говоря это, он забывал главные идеи советских военных теоретиков от Свечина до Иссерсона: современные армии – системы пластичные, их очень трудно сломить. К такому результату может привести только долгая серия тщательно подготовленных операций. Полагать, что одно сражение, даже гигантское, может стать решающим, означало проявить ту же слепоту, что и противник. Приказ бросить в наступление измотанные войска, не имеющие нормального снабжения, практически лишенные тяжелого вооружения, не мог не привести к кровавому поражению.