— Что вы хотите, констебль? — спросил он.

— Вы мистер Бэзил Кент? Не пройдете со мной на станцию? С вашей женой произошел несчастный случай.

Бэзил вскрикнул и, охваченный ужасом, спросил, что случилось. Но полицейский просто повторил, что ему нужно немедленно последовать за ним, и они поспешили вперед. Наконец, когда они прибыли на место, инспектор сообщил ему страшную новость:

— Вы должны опознать жену. Свидетель видел, как она прошла по бечевнику, а потом бросилась в воду. Она утонула, прежде чем ей успели помочь.

Не в состоянии полностью осознать эти слова, Бэзил молчал, объятый ужасом и смятением. Он открыл рот, чтобы заговорить, но издал лишь невнятный звук. Он переводил взгляд с одного мужчины на другого: оба равнодушно наблюдали за ним. Комната вращалась у него перед глазами, и он, ничего не видя, почувствовал неимоверную слабость, а потом возникло ощущение, будто кто-то беспощадно рвет его череп на части. Бэзил вытянул вперед руки, и инспектор, поняв его желание, отвел его в помещение, где лежала Дженни. При ней до сих пор находился врач, но, казалось, все попытки спасти жизнь давно прекратились.

— Это супруг, — произнес провожатый Бэзила.

— Мы ничего не смогли сделать, — пробормотал врач. — Она была мертва, когда ее вытащили.

Бэзил посмотрел на Дженни и закрыл лицо руками. Ему хотелось закричать, казалось, все это слишком ужасно, слишком невероятно.

— У вас есть хоть какие-то догадки, почему она это сделала? — спросил врач.

Бэзил не отвечал, а лишь в замешательстве смотрел на закрытые глаза и прекрасные, спутанные и мокрые волосы Дженни.

— О Боже! Что же мне делать? Неужели никак нельзя ей помочь?

Врач попросил констебля принести бренди, но Бэзил с отвращением оттолкнул стакан.

— Что я должен теперь сделать?

— Вам лучше пойти домой. Я провожу вас, — предложил врач.

Бэзил уставился на него, его глаза, полные страха, казались неестественно черными и выделялись на мертвенно-бледном лице.

— Пойти домой? А здесь нельзя остаться?

Собеседник взял его под руку и повел прочь. Путь был недолгим, и у двери дома врач спросил, справится ли Бэзил дальше сам.

— Да. Я в порядке. Не беспокойтесь.

Он отпер дверь, поднялся наверх и, споткнувшись о стул, закричал в страхе и полном смятении. Сев, он попытался собраться с мыслями, но мозг был словно в тумане, так что он испугался, что сходит с ума. Голова по-прежнему страшно болела, но душевная боль была еще сильнее. В его воспаленном сознании возникла сцена в полицейском участке, которая прежде представлялась смутной и тусклой. Теперь с доскональной точностью он видел каждую деталь: голые каменные стены морга, слепящий свет и резкие тени, выражения лиц этих мужчин в форме (каждая черта, игра мимики отличались невероятной четкостью) и — тело! Это зрелище так потрясло Бэзила, что он едва не упал в обморок от ужаса и раскаяния, издав стон, полный страшной муки. Он застонал в муках. Он никогда не знал, что можно так сильно страдать.

— О, если бы она подождала еще немного! Если бы я приехал раньше, то мог бы спасти ее.

С той же необычайной четкостью он вспомнил события второй половины дня и пришел в полный ужас от собственной жестокости. Он мысленно повторял свои и ее слова и видел жалобное выражение ее лица, когда она умоляла дать ей еще один шанс. Голос Дженни до сих пор звенел у него в ушах, а ее исполненный страдания взгляд приводил в уныние. Это была его вина, целиком и полностью его вина.

— Я убил ее так же, как если бы задушил своими собственными руками…

Его горячечное воображение рисовало сцену на берегу реки, весь ужас мутного тяжелого потока, беспощадный холод воды. Он слышал всплеск и испуганный крик Дженни. Он видел борьбу, когда на мгновение жажда жизни затмила собой все остальное. Он представил мучительный страх, который испытала его жена, когда вода завладела ею, и даже ощутил удушье, делая напрасные попытки вдохнуть. В истерике Бэзил разразился слезами.

Потом он вспомнил любовь, которой Дженни окружала его, и собственную неблагодарность. Он мог лишь горько упрекнуть себя, потому что на самом деле никогда и не пытался все наладить. Первые препятствия обескуражили его, и он забыл о своем долге. Дженни доверилась ему, а он принес ей только печаль вместо счастья, для которого она — девушка столь яркая — родилась, принес чудовищную смерть вместо беззаботной жизни. И наконец, Бэзилу показалось, что он не может продолжать жизнь, ибо презирает самого себя. Он больше не мог с радостью ждать следующего дня. Его жизнь кончилась, кончилась в несчастье и полном отчаянии. Как мог он все продолжать, вспоминая ее укоризненный взгляд, берущий за душу? И его охватило сильное желание положить конец существованию, как это сделала она, искупив таким образом ее смерть и в то же время обретя спокойствие, за которое она отдала так много.

Страшные чары опутали его, словно повинуясь чьей-то злой воле, он спустился вниз, вышел на улицу, прошел по бечевнику и встал на том самом месте, откуда Дженни бросилась в воду. Он хорошо его знал. И несмотря на темноту ночи, он видел: там что-то произошло — берег был истоптан и изрезан следами. Но, глядя в воду, Бэзил содрогнулся от ужаса. Было невыносимо холодно, а ему не хотелось долго страдать, пока не утонет. Но она сделала это с такой легкостью! Возникало ощущение, что Дженни ринулась в воду быстро, не колеблясь ни секунды. Чувствуя тошноту от страха и презирая себя за трусость, Бэзил повернулся и быстро зашагал прочь от этого кошмарного места. Наконец он побежал со всех ног и добрался до дома, весь дрожа.

Дальнейшая жизнь по-прежнему представлялась ему невозможной, он вытащил из ящика письменного стола револьвер и зарядил его. Требовалось лишь слегка нажать на спусковой крючок, и пришел бы конец нестерпимому стыду и угрызениям совести. Он внимательно и долго рассматривал оружие, а потом в сердцах отбросил. Он не мог свести счеты с жизнью, которую, несмотря на все мучения, любил. Он никогда так не страдал. На войне у него случались ранения, и в те мгновения он едва чувствовал обжигающие пули, которые яростно мчались вперед.

Часы пробили три. Бэзил не знал, как пережить эту невыносимую ночь. До рассвета оставалось почти пять часов, а темнота пугала его. Он пытался читать, но в мыслях царил такой беспорядок, что слова казались бессмыслицей. Он лег на диван и закрыл глаза в надежде уснуть, но вновь с ясной и отвратительной четкостью