– Вот зачем нам необходим союз с Англией и Францией, – говорит он. – Габсбурги – это монстр, который может просто поглотить нас.

Он нежен и заботлив с Маргаритой, которая обожает его всем сердцем и радуется его чудесному возвращению. Он делает ей комплименты и берет с собой везде и повсюду, покупая яркие ленты для ее кос всякий раз, когда они проезжают рыночную площадь.

Со мной он так же мил и очарователен, как в те далекие времена, когда он был для меня простым резчиком мяса и никак не мог придумать, чем еще меня порадовать. Он бросает мне мягкие улыбки над головой Якова, словно одобряя то, как я его воспитала, смеется над моим шутками и всегда готов подставить руку, чтобы сопроводить меня ко двору.

Когда начинаются танцы, играют музыканты или раскладываются игральные карты на столе, – все делается в полном соответствии с тем, как это нравится мне. Он настолько хорошо меня знает, что угадывает мои желания еще до того, как я успеваю их произнести. Он спрашивает, не беспокоят ли меня боли в бедре, напоминает о нашей сумасшедшей поездке, бегстве к безопасности, о нашей истории как пары, которая складывается как кусочки мозаики, умело предложенные моему вниманию в коротких историях, шутках и намеках. Он всегда спрашивает меня, помню ли то время или тот конкретный вечер. День за днем он притягивает меня к себе петлей, мягко сотканной из общих интересов и общих воспоминаний.

Он часто поворачивается к Якову и рассказывает ему о моей храбрости и о том, как ему повезло с такой героической матерью, а Маргарите – о дюжине платьев, которые мой брат король отправил мне в качестве подарка за мою смелость. И он всегда представляет себя несгибаемым борцом за мои интересы и за безопасность Якова. И мне кажется, что он поет балладу о событиях, известных нам всем, только на совершенно незнакомый мотив.

За склоненной во внимательной позе головой Арчибальда я вижу Генри Стюарта, который разрывается на части от гнева и бессилия. Я ничего не могу сделать, чтобы доказать ему, что меня не убаюкивает и не очаровывает эта новая роль Арчибальда, потому что он видит, как и все остальные, что это не так. Я изголодалась по вниманию, даже от мужчины, которого я считаю своим врагом. Я влюблена в Генри Стюарта, и мое сердце вздрагивает всякий раз, когда он входит в комнату, где я нахожусь, и кланяется мне. Я любуюсь тем, как блестят в свете свечей его золотистые волосы, окунаюсь в искренний взгляд его каштановых глаз, но понимаю, что когда Арчибальд стоит за моей спиной, положив руку мне на плечо, я знаю, что мне ничего не грозит. Единственный мужчина в Шотландии, который может оспорить мою власть, находится на моей стороне, друг и союзник моего брата, мужчина, за которого я вышла замуж и который так бессердечно предал меня, вернулся домой.

– Вот как выглядит счастливый конец нашей истории, – шепчет он мне, наклонившись к моему уху, и я не нахожу в себе сил, чтобы возразить ему.

За час до ужина, пока все переодеваются, в мою приемную приходит Генри Стюарт. Одна из фрейлин говорит мне о том, что он меня ожидает, и я всех отправляю вон и выхожу к нему сама, уже одетая в королевский зеленый с серебряными рукавами. Он кланяется мне и ждет, пока я сяду, но я направляюсь прямо к нему, заглядываю в его мрачное лицо и чувствую прилив такой страсти, что не могу удержаться, чтобы не положить руку ему на грудь и не прошептать:

– Генри?

– Я пришел просить разрешения покинуть двор, – натянуто произносит он.

– Нет!

– Вы должны видеть, как невыносимо мне жить под одной крышей с вами и вашим мужем.

– А мне невыносима разлука с тобой. Ты не можешь оставить меня здесь, с ним!

Он прижимает мою руку к своей великолепно вышитой куртке.

– Я не хочу уезжать, – говорит он. – Вы сами знаете, что не хочу. Но я не могу жить в этом доме, где я считаюсь его слугой.

– Это мой дом! И присягал ты мне!

– Если он ваш муж, то все, чем вы владеете, принадлежит ему, – измученно выдавливает он. – И я в том числе. Мне стыдно.

– Ты стыдишься меня?

– Нет, ни в коем случае. Я знаю, что вы вынуждены поделиться с ним властью, и знаю, что вынуждены принимать его здесь. Я понимаю. К этому вас обязывает соглашение с англичанами, я все понимаю. Но я так не могу.

– Любовь моя, мой милый, ты же знаешь, что скоро я получу развод и тогда смогу от него освободиться!

– Когда?

Я обращаю внимание на то, как мрачно он об этом говорит.

– Теперь уже совсем скоро.

– Или никогда. И я не могу ждать, пока это произойдет, в доме вашего мужа.

– Не возвращайся в Эвондейл. – Я крепче сжимаю его куртку. – Если ты не можешь остаться здесь, не возвращайся туда.

– А куда еще я могу поехать?

– Езжай в Стерлинг, – быстро говорю я. – Он мой, никто не станет этого отрицать. Езжай и укрепи его охрану. Проверь всю защиту и сделай его надежным убежищем для нас, на тот случай, если все пойдет не так, как мы планировали. – Я придумываю для него работу, чтобы он почувствовал себя значимым. – Пожалуйста. Пусть ты не можешь защитить меня здесь, но ты можешь дать мне безопасное укрытие, если оно нам понадобится. Кто знает, на что еще пойдет клан Дугласов.

– Они выполнят любой приказ из Англии, – сухо бросает он. – И вы тоже.

– Да, пока, – соглашаюсь я. – Пока я должна это делать. Но ты знаешь, что я сейчас добиваюсь свободы для себя и своего сына, чтобы он мог стать истинным королем для своей страны.

– Но вы по-прежнему держитесь за Дугласа и его клан, – замечает он.

Я не сразу решаюсь открыть ему правду. Меня одолевают такие противоречивые чувства, что я едва ли могу объяснить их самой себе.

– Я боюсь его, – вынуждена я признать. – Я знаю, что он безжалостен, и не представляю себе, как далеко он готов зайти для достижения своих целей. И из-за этого я понимаю, что он мне не опасен, только когда находится на моей стороне. Вот так, – невесело усмехаюсь я. – Я избавляюсь от врага у ворот, впуская его внутрь замка. И когда он добр ко мне, я знаю, что ничто другое не причинит мне вреда.

– Разве вы не понимаете, что должны освободиться от него? – Генри категоричен, как и все молодые. – Вы же живете с ним из страха.

– На этом настаивают мои сестры, – говорю я. – И брат. И я делаю это ради Якова.

– Вы не станете его женой на деле, как и на слове?

Он совсем еще юн и не видит, когда я лгу.

– Никогда, – говорю я ему, думая, что именно это пообещала Екатерина моему мужу и это должно случиться на Троицу. – Даже не думай об этом.

– Вы не любите его?

Его молодость спасает его от понимания женской натуры: женщина может любить и ненавидеть одновременно.

– Нет, – осторожно отвечаю я. – Это вовсе не похоже на любовь.

И тогда он смягчается и склоняет голову, чтобы поцеловать мои руки, которые вцепились в него.