Фундаментальные основы нашей нынешней системы не верны. Капитализм работает по принципу: частный риск дает либо частные потери, либо частное богатство. Но идея, что общественный риск (пациенты, участвующие в клинических испытаниях) превращается в частное богатство, является извращением капиталистической этики и эксплуатацией пациентов38. Нам необходимо коренное изменение культуры, в которой мы будем рассматривать клинические испытания как государственное предприятие, проводимое для общественного блага и выполняемое независимыми академическими учреждениями1, 46. Ученые также могут быть предвзятыми – или подкупленными промышленностью – но такие проблемы разрешаются путем обеспечения эффективного ослепления в процессе анализа данных и написания рукописей. Именно таким образом я проводил рандомизированные клинические испытания47. Я проанализировал закодированные данные и создал две разные рукописи. Коды не раскрывались до тех пор, пока мои соавторы не одобрили обе рукописи.

В 1986 году был создан фонд примерно в 16 миллионов евро в год, в результате чего на новые неоцененные технологии, включая лекарственные препараты, возмещение затрат вводилось только тогда, когда они предлагались пациентам «в рамках должным образом разработанного научного исследования для оценки эффектов», то есть в рандомизированном испытании.

Средства для независимых испытаний могут быть обеспечены налогами. Фармацевтическая промышленность получает огромные прибыли на исследованиях, финансируемых государством, и возмещении затрат на лекарства, поэтому было бы разумно, если бы она облагалась налогом в такой степени, которая бы позволяла ученым проводить необходимые клинические испытания, сравнивающие новый препарат с лучшими доступными вариантами лечения, прежде чем принять решение. Если бы мы облагали рецепты минимальным налогом, всего лишь в 2%, этого было бы достаточно для создания большого фонда для таких исследований. Итальянское лекарственное агентство требует, чтобы фармацевтические компании выплачивали 5% от своих расходов на продвижение лекарств, кроме расходов на зарплаты, что создало большой фонд, используемый частично для проведения независимых клинических исследований49, 50. Существуют аналогичные инициативы в Испании50. Также средства могут быть предоставлены из государственных или больничных бюджетов, так как независимые клинические испытания скорее могут стать источником дохода, чем расхода. Пока мы будем проводить испытание, в котором только половина пациентов будет получить новый дорогостоящий препарат, мы сэкономим половину расходов на лекарства, а по его завершени чаще всего будем обнаруживать, что новый препарат не имеет никакой ценности для здравоохранения.

Требование проводить независимые испытания до принятия решений имело бы огромное влияние не только на государственную казну, но и на здоровье населения. Стало бы невыгодно разрабатывать бесконечное число препаратов-клонов, и промышленность была бы вынуждена проводить инновационные исследования, вместо того чтобы тратить деньги на маркетинг. Возрождение норвежской статьи закона о «медицинской необходимости» также уменьшило бы число препаратов-клонов. На рынке Норвегии было всего семь НПВС по сравнению с 22 в Нидерландах, но статья о медицинской необходимости в 1996 году была ликвидирована, когда в стране ввели аналогичный с общеевропейским процесс одобрения лекарств51. Поскольку там в любом случае не так развита ценовая конкуренция, это не сильно увеличило расходы на лекарства, будь то семь или 22 разных препарата одного и того же типа, но могло иметь следствием множество инноваций.

Независимое тестирование лекарств также означало бы, что мы можем сравнивать новый препарат со старыми и дешевыми в равных условиях, когда старый препарат дают не в слишком высокой дозе (чтобы производитель мог ложно утверждать, что новый препарат лучше переносится) или в слишком низкой (так, чтобы производитель мог утверждать, что его препарат более эффективен). Также слишком мало проводится сравнений с нефармакологическими вмешательствами. Когда исследование показало, что программа упражнений и потеря веса лучше для профилактики сахарного диабета 2 типа, чем метформин (эффект в 56% и 31% соответственно)52, единственное, о чем написала газета Wall Street Journal, это об эффективности препарата!

Также необходимо лучшее и более честное представление информации о вреде, чего никогда не получить в испытаниях промышленности. Хотя первое, что мы знаем о любом лекарстве, что оно может причинить вред, изучение 192 отчетов об испытаниях, включавших как минимум 100 пациентов, показало, что место, выделенное описанию вреда, составляло всего 0,3 страницы, а это сравнимо с перечислением имен авторов и учреждений53.

Наконец, обоснование предлагаемого клинического испытания должно основываться на строгом, недавнем систематическом обзоре всех предыдущих испытаний аналогичных лекарств, по возможности с использованием мета-анализа54. Он часто раскрывает, что те результаты, которые выглядели «противоречивыми» в предыдущих испытаниях, совсем не являются таковыми. Если этого не будет сделано, будут одобрены многие неэтичные испытания, так как, возможно, уже было показано, что этот тип лекарств или спасает жизнь, или является вредным. Такое требование было введено в Дании в 1997 году55, но по неизвестным мне причинам было тихонько изъято при пересмотре закона о клинических испытаниях. Этические комитеты исследований были жалкими и доказали свою неспособность обращать внимание на самое главное для пациентов. Они ничего не сделали, чтобы испытания, которые они утверждают, были этичными; чтобы согласие давалось только тогда, когда точно известна вся информация, а результаты всех клинических испытаний становились достоянием общественности, хотя им на это указали в 1996 году в хорошо аргументированной статье в BMJ54.

Еще долго мы не избавимся от клинических испытаний, проводимых промышленностью. Но мы могли бы сделать так, чтобы регулирующие органы выбирали тех клиницистов, которым разрешено тестировать лекарства, вместо того, чтобы промышленность сама находила их среди врачей41, которых легко подкупить и которые с высокой вероятностью будут молчать о манипуляциях индустрии. Пациенты должны знать все о деньгах, задействованных в клинических испытаниях, и о конфликтах интересов исследователей. Если врачам это неудобно, если им есть, что скрывать, это делает еще более актуальным обеспечение прозрачности испытаний. Протоколы и контракты с фармацевтическими компаниями должны быть доступны общественности, так чтобы мы все могли видеть, стоит ли доверять госучреждениям. Печально, но многим до сих пор приходится соглашаться на невыгодные условия56. А когда авторы торжественно заявляют в журналах, что имели доступ ко всем данным, это редко бывает правдой57, 58.