То было время новых начинаний. Теперь она была Розой Лумис в «Ниагаре». Об этом фильме, снимаемом на Студии, говорили больше, чем о других. И теперь она была Нормой, любовницей Касса Чаплина и Эдди Дж.

О чем прежде даже подумать было немыслимо!

А Глэдис находилась в частной клинике. Я сделала это для самоуспокоения. Наверное, я все же не люблю ее. Нет, я люблю ее!

Она пробудилась от летаргии, как от подземного толчка. Земная кора в южной Калифорнии была такой тонкой. Никогда еще не чувствовала она себя такой живой. С тех самых счастливых дней в школе в Ван-Найсе, когда стала звездой в команде девочек, выходившей приветствовать спортсменов, и ее наградили громкими криками, аплодисментами и серебряной медалью. Я сделала это только для того, чтобы знать: я нужна. Я необходима хотя бы кому-то. В отсутствие Касса Чаплина и Эдди Дж. она мечтала о Кассе и Эдди; когда она не занималась любовью с Кассом и Эдди, она вспоминала, как они последний раз занимались любовью. А это могло быть всего лишь несколько часов назад, и все ее тело до сих пор трепетало от жара и сексуального наслаждения. Словно она прошла лечение электрошоком.

Иногда красивая парочка, Касс Чаплин и Эдди Дж., заезжала на Студию, посмотреть, как там Норма Джин. Привозили «Розе» чудесную красную розу на длинном стебле. Если у Нормы Джин был перерыв и позволяли обстоятельства, троица запиралась в ее грим-уборной, просто для того, чтобы побыть наедине. (А если обстоятельства позволяли не слишком… что ж, для них это тоже было не помехой.)

И глаза у нее становились с поволокой, и каждому было ясно, что она только что трахалась. И этот запах, исходивший от нее!.. Она была настоящей Розой!

3

Она так и кипела энергией, и для В. в этой ее новой жизни места не было.

А стало быть, она рассталась с еще одной беспочвенной надеждой.

— Мне всего-то и надо знать, что реальность, а что — нет. Что есть правда. Я никогда уже не позволю лгать себе.

То было не самое лучшее, но симптоматичное время ее жизни. Жизнь как бы набирала скорость, но вращалась при этом по замкнутому кругу: встречи, телефонные звонки, интервью и приемы. И часто «Мэрилин Монро» не являлась на них или сильно опаздывала. Прибегала, запыхавшись и бормоча извинения; однако за неделю до начала съемок «Ниагары» ее удалось уговорить переехать в новую квартиру. Куда более светлую и просторную, чем прежняя, и находилась она в красивом особняке в испанском стиле неподалеку от Беверли-бульвар. То был ощутимый шаг наверх, никакого сравнения с ее прежним районом. Хотя Норма Джин не очень-то могла позволить себе такую дорогую квартиру. (Куда только расходились все ее деньги? Загадка!) И ей пришлось взять взаймы, чтобы оплатить аренду и купить новую мебель. Переехала она лишь по настоянию своих любовников. Эдди Дж. сказал:

— «Мэрилин» собирается стать звездой. «Мэрилин» заслуживает лучшего жилища, чем это.

Касс презрительно фыркнул:

— Жилища! Зато знаешь, чем здесь пахнет? Старой, давно протухшей любовью. Этим запахом пропитались все простыни. Да от них так и прет этим духом! Нет на свете более противной вони, чем запах старой, давно протухшей любви!

Когда Касс и Эдди Дж. оставались на ночь в старой квартире Нормы Джин, всем троим приходилось ютиться на узкой кровати с медными шишечками в изголовье, они лежали, свернувшись калачиком, как щенки. Открывали все окна, чтобы был свежий воздух, и отказывались опускать жалюзи. Пусть хоть весь мир на них глазеет, им плевать! Оба они, и Касс, и Эдди Дж., с раннего детства были актерами, привыкли, что на них смотрят, и с удовольствием разыгрывали целые сцены — были бы зрители. Оба хвастались, что снимались в порнофильмах еще подростками.

— Да просто ради интереса, — говорил Касс, — не из-за денег же!

Эдди Дж., игриво подмигнув Норме Джин, говорил:

— Лично я против денег никогда ничего не имел. Вот уж не сказал бы, что мне на них плевать.

Норма Джин не знала, верить этим байкам или нет. Молодые люди были заядлыми и бесстыжими лжецами. Но почти всегда их ложь приправлялась правдой, как приправляют какой-нибудь сладкий десерт цианистым калием. Ты и верила им, и одновременно не верила. (А какие истории рассказывали они о своих прославленных отцах! Точно братья-соперники соревновались они между собой, стараясь шокировать Норму Джин. Кто из отцов был чудовищнее: печальный Маленький Бродяга или крутой парень, Маленький Цезарь?) Хотите верьте, хотите нет, но все было именно так.

Мужчины расхаживали по квартире Нормы Джин голые, невинные и рассеянные, как избалованные дети. Касс заявлял, что дело тут не в неряшливости или небрежности, но в принципе.

— Тело человека должно быть видно. Им следует восхищаться, его положено вожделеть. А не прятать, как какую-нибудь безобразную гноящуюся рану.

Эдди Дж., более тщеславный и суетный, — наверное, просто потому, что был моложе, — говорил:

— Ну, это как сказать. На свете полно людей с безобразными фигурами. Которые лучше прятать, как гнойную рану… К тебе это не относится, Касси. Да и ко мне тоже. И уж конечно, не относится к нашей любимой девочке Норме.

Как будто к Норме Джин вернулось детство, и она вновь обрела своего Волшебного Друга в Зеркале. Ее Волшебный Друг в Зеркале, он был куда красивее обнаженным.

Однажды вечером она рассказала Кассу и Эдди Дж. о своем Волшебном Друге. Эдди расхохотался и заметил:

— Ну, прямо как я! Я тоже любил смотреть на себя в зеркало, даже в туалет его приносил и там балдел и любовался… Выделывал перед зеркалом разные штуки, и мне казалось, что слышу аплодисменты, шквал аплодисментов!

Касс мрачно заметил:

— В нашем доме, который находился под воздействием злых чар, все волшебство исходило от отца, Чаплина. Великий человек всегда притягивает к себе волшебство, как громоотвод молнии. Другим ничего не остается.

Новая квартира Нормы Джин находилась на самом верхнем, восьмом этаже. Здесь вряд ли кто-то мог за ними подглядывать. Но когда Норма Джин проводила ночь с Кассом и Эдди Дж. где-нибудь в другом месте, в одном из снимаемых ими домов, такой уверенности у нее не было. Лишь в том случае, если дом утопал в густой листве или был окружен высокой изгородью, она чувствовала себя в полной безопасности. Любовники поддразнивали ее, смеялись над ее стыдливостью.

— «Мисс Золотые Мечты» должна принадлежать всем и каждому!

Норма Джин возражала:

— Просто боюсь, вдруг меня кто-то сфотографирует. А так пусть себе смотрят, мне не жалко.

Глаза и уши мира. Придет день — и они станут единственным ее убежищем и утешением. Но этот день еще не настал.

4

Примерно в это же время Норма Джин приобрела новую машину — лимонно-зеленый «кадиллак»-седан с широкой, словно скалящей зубы в улыбке хромированной решеткой спереди и сильно выдающимися хвостовыми стабилизаторами. Резина фирмы «Уайтволл», радиоантенна длиной в шесть футов, сиденья и салон, обтянутые натуральной кожей. Купила она машину через знакомого какого-то знакомого Эдди Дж. Поторговавшись, тому удалось сбить цену до семисот долларов. Автомобиль стоял припаркованный рядом с ее домом, и Норма Джин взглянула на него холодновато-одобрительным взглядом Уоррена Пирига. Транспортное средство походило на некую кошмарную мутацию загадочного тропического напитка, воплощенного в стекле и металле.