Мэри поначалу страшно обрадовалась Анне. Как приятно слышать родную речь, как приятно увидеть хоть кого-то из своих! Она и не предполагала, что Анну к ней приставили как ещё одну шпионку: Луиза надеялась, что королева будет откровенна со своей соотечественницей, откроется перед ней. И перед девочкой Анной опять предстала задача не по летам – ей приходилось угождать своим новым покровителям, доносить о королеве, и в то же время сделать так, чтобы Мэри осталась расположена к ней и ничем не смогла опорочить её перед королем Англии, подданными которого были Болейны.

А Мэри так и забросала её вопросами. Что говорят о ней при дворе? Все ли уже признали Франциска королем, и когда прибудет посольство от Генриха? Знают ли уже, кто войдет в него? В конце концов, Мэри не сдержалась и в упор спросила её о Саффолке.

– Мне известно только, что герцог Саффолк по-прежнему пребывает в Кале, – потупясь, сказала девочка.

– В Кале? Значит, он на континенте? И значит, мой брат может именно его прислать во главе посольства?

Анна по-прежнему не глядела в глаза королеве. Она уже знала, что Генрих, узнав, что Франциск милостиво относится к Чарльзу Брэндону, решил, что именно он должен возглавить делегацию о заключении договора меж Англией и новым королем, а Франциск уже даже послал за Брэндоном своего верного Бониве. Но она не имела права пока говорить об этом. Её дед по матери герцог Норфолк не желал, чтобы Саффолк первым предстал перед Мэри Тюдор, вновь возродив тем самым слухи, будто Чарльз добивается сестру своего короля, а Генрих смотрит на это сквозь пальцы. Поэтому Норфолк при посредничестве королевы Катерины прислал в Париж другого посланника к Марии, некоего францисканского монаха Лэнгли. Об этом Анна и сообщила её величеству.

Мэри пожала плечами.

– Монах францисканец? Не понимаю, зачем, – и рассмеялась. – Думаю, щепетильная мадам Луиза не допустит его ко мне. Ведь пусть он и монах, но все же мужчина, а этой ящерице только и мерещится, что я соблазню любого, лишь бы забеременеть.

А пока она наслаждалась болтовней с Анной, пела с ней, прогуливалась по саду, с наслаждением вдыхая сырой зимний воздух. Анна ныла, что из-за сырого снега совсем промокли её башмачки и кайма на юбках, но Мэри лишь рассмеялась, запустив во фрейлину снежком. А так как Анна была бойкой девочкой и ответила тем же, то какое-то время, они весело бросались снегом, пока их не отвлекла вереница чинно идущих в часовню бернандинок. Мэри даже показалось, что затворницы тоже наблюдают за ними – по крайней мере, одна из послушниц далее приотстала, словно бы сделав попытку подойти. Заинтригованная, Анна сделала ей ободряющий жест и засмеялась, когда послушница, наоборот, ускорила шаги, удаляясь в молельню.

– Ни за что не хотела бы стать монахиней, – заметила фрейлина королеве. – Уйти из мира, лишиться внимания мужчин... какая, должно быть, скука!

По сути, Анна при королеве тоже вела жизнь затворницы. Конечно, Анна была свободнее, могла покидать Клюни, бегая за покупками для королевы. После смерти супруга Мэри осталось немалое состояние, и она могла позволить себе купить все, что угодно. А ещё ей остались драгоценности, множество сверкающих украшений, которыми Людовик так любил баловать юную жену. Порой Мэри перебирала их. Огромный бриллиант «Неаполитанское зеркало» – мерцающий, темно-серый, с бликами на изящных гранях... Он был как раз под цвет её глаз. А прекрасные жемчуга – совершенно круглые, отборные, с нежным лунным оттенком! Рубины, темные, но с огненным сиянием изнутри, а ещё сапфиры и изумруды в тонкой золотой филиграни, драгоценные колье, диадемы, кольца, броши. Их отблеск развлекал Мэри, она любовалась ими, порой даже забывая о мраке черной комнаты, о своем узилище. Казалось бы, за эти сокровища она могла купить все на свете. Но нет. Был ещё спорным вопрос, имеет ли она на них права, не заберут ли их у неё под предлогом, что они принадлежат французской короне.

Складывая украшения, Мэри краем глаза увидела Анну Болейн. Девочка, кажется, не дышала, не сводя глаз с этого великолепия. Сейчас, не видя, что королева наблюдает за ней, захваченная зрелищем отблеска драгоценностей, она не контролировала выражение своего лица. Без обычной игривой веселости, оно и не напоминало лицо подростка: напряженное, алчное, глаза так и горят.

Анна все же заметила, что королева смотрит на неё, и словно испугалась. Но тут же, очаровательно пожав плечами, улыбнулась.

– Какая роскошь! На что бы я только не решилась, чтобы иметь такие же.

И, спохватившись, склонилась к вышиванию. Мэри задумчиво смотрела на неё. Прелестная девичья головка, длинные ресницы, черные волосы, разделенные на аккуратный прямой пробор – сама невинность! Но у невинности имелась роскошная шапочка из бесценного китайского шелка, расшитая золотом и мелкими алмазами, с бархатки на шее свисала большая жемчужина в форме сердца, а в ушах мерцали гранаты, и такой же, но более крупный гранат сиял на броши в форме звезды, приколотой на корсаже. Мэри знала, что Анна Болейн очень любила украшать себя. Даже в замкнутом мире Клюни она то и дело наряжалась, украшая себя дорогими каменьями. Мэри как-то заметила, что драгоценностей у этой девочки поболее, чем у её прочих фрейлин, хотя по знатности рода и богатству Болейны уступали Дакрам и Греям. Откуда же все это? Мэри нравилась Анна, но её опасное положение и постоянная настороженность сделали её подозрительной. Ведь жалование Анны было не так уж велико, чтобы покупать столь ценные вещи, а её отец деньги тратил на коллекцию мебели, и Анна даже как-то жаловалась, что Томас Болейн совсем не помогает ей материально. И тем не менее она ежедневно меняла наряды и драгоценности.

– Откуда у вас сия дивная вещица? – как бы между прочим спросила Мэри, указывая на украшавшую корсаж фрейлины брошь с гранатом в форме звезды. – Дорогое украшение. Девочка смутилась и выронила моток пряжи, который скатывала в клубок.

– Мне лестно, что миледи заметила сию безделицу. Конечно, она не идет ни в какое сравнение с вашим бриллиантом «Неаполитанское зеркало», или с вашими жемчугами. А ваши рубины, такие алые, крупные...

Она словно тянула время, подыскивая ответ. Заметив испытующий взгляд королевы, Анна как можно беспечнее ответила, что получила брошь в подарок от некоего поклонника. Мэри отвернулась к огню в камине и задумалась. Кто, интересно, мог быть этим щедрым поклонником девочки-фрейлины? Флиртовать-то Анна умела, как взрослая, но, перебирая в уме тех, кого она видела в обществе мисс Болейн, Мэри неожиданно отметила, что эту девочку чаще всего замечала в обществе Гриньо. И это её настораживало. Гриньо слишком много знал. Откуда, интересно? Выследил ли он их с Брэндоном сам или ему помогли? Давнишняя история с Курносым, маленькой собачкой, которая, кроме королевы, признавала только Анну Болейн... Мэри зябко поежилась. И почему к ней приставили только Анну? В самом ли деле только потому, что на момент её просьбы видеть в своем окружении соотечественников только она одна осталась в Париже?

– Миледи, вы чем-то огорчены? – заискивающе заглядывала ей в глаза Анна. – Давайте я вам почитаю, это развлечет вас. Принесли новые книги – «Святой Грааль», «Изольда Печальная», «Галльские иллюстрации».