и появлялось чувство давление в области носа, я начинал щелкать языком. Если я не усиливал технику свиста чакрой, то ее использование чакру не расходовало вовсе. Когда язык начинал ощущаться, как нечто инородное, я снова переходил на эмоции. Я прекрасно осознавал, что экономия чакры — это не все. Таким постоянным сканированием я напрягал мозг слишком сильно, и мне не хватало ночи для того, чтоб восстановиться. Потому голова болела немилосердно. Пару раз я даже снимал хитай-ате и прикладывал пластинкой ко лбу, чтоб не так тошно было, а еще проклинал свою память за то, что не помнил, где напал Забуза. Мне запомнилось только то, что он был после лужи. А вот до переправы, или после — забыл! Пытался вспомнить с помощью выученных приемов и упражнений менталистики. Выстраивал ассоциативные цепочки, подробно вспоминал, как это происходило и что меня тогда окружало, мучаясь ностальгией. Представлял себе тогдашние эмоции. Долго вспоминал, напрягался. Итог:

Я этот момент вообще не смотрел — прокрутил сразу к бою… И в манге не читал. Мда… Ну вот что мне стоило, а? Вспомнил только белого то ли зайца, то ли кролика. Но толку-то него?.. Иди за белым кроликом, Нео, и да не поимеет тебя Матрица…

От того я был постоянно раздражен и Наруто, чувствуя, что ко мне лучше не подходить скакал вокруг Учихи и Сакуры, донимая их.

Когда вечером Узумаки попросил меня рассказать сказку, а эти мелкие гаденыши усиленно делали вид, что им это не нужно и неинтересно… Обидеть художника может каждый! Но не каждый критик сможет это пережить, особенно если художник — это Сасори или Дейдара. Наруто считал, что эти истории я выдумываю сам, но стесняюсь и потому говорю, что слышал их когда-то давно, так он и сказал по секрету Саске и Сакуре, чтобы их заинтересовать. Самое интересное было в том, что мальчик искренне не верил, будто эти сказки я не выдумывал. Не верил ребенок моим отговоркам: «я не знаю, кто это написал», «не помню, кто мне рассказывал».

Устало вздохнув, я честно сказал всем троим:

— Весь день я слушал ВАШИ «сказки». Всех троих. Извини, но сегодня у меня раскалывается голова и я не в настроении и не в состоянии что-то рассказывать. — Приложил к голове фляжку с водой.

Мальчик надулся, но спорить не стал, только посмотрел сочувственно. Вскоре мы отошли от дороги и устроились на ночлег.

— Наруто, ты еще не спишь? — тихонько позвал я мальчика.

Тот завозился и тяжко вздохнув высунул нос.

— Извини, но это важно, ты отключил «сбрую»?

— Конечно, Ирука! — обижено фыркнул в подушку. — Сразу, как на нас напали.

— Хорошо. Не включай ее. Можешь забыться и не выключить в бою.

— Хорошо… — неуверенно кивнул мальчик. — Сделал, вот.

Я взлохматил Наруто волосы и улыбнувшись сказал:

— Тогда спать!

— Сказку? — скорчил мальчик просящую моську.

Вздохнув, я покачал головой.

— В другой раз. Спи.

Свой футон блондин расстелил за моей спиной, потому что отсветы пламени мешали ему спать.

Поежившись от холодного ветра я с тоской вспомнил последнюю гостиницу. С такими ночевками под открытым небом, да еще и осенью, я боялся только одного, что Тадзуна заболеет, но проспиртованный дед даже не чихал.

Внезапный порыв ветра бросил под ноги крохотные угольки и чертыхнувшись, я зло зыркнул на Хатаке расположившегося на ветках со своим футоном. Он наверх и нас пытался затащить, но к счастью не нашел подходящих деревьев, да и Тадзуну оставлять одного не решился.

Обезьяна разрешил Тадзуне развести огонь. Не верит, что Гато Забузу наймет. Из-за этой демаскировки мне придется еще и ночью сканировать… — скрипнул зубами и вдруг опомнился. — По канону Забуза напал на седьмую команду в пути и было светло! Слава всем богам, мне не нужно выматывать себя перед боем!

По идее, нужно было бы выбрать укромное место, устроить несколько засад-секретов, откуда хорошо бы просматривались окрестности, поставить хотя бы несколько ловушек и/или «сигналок», назначить вахты, смены или дежурства — называйте как хотите…

Но Какаши не стал особо напрягаться.

«Мы пока еще в границах страны Огня. О провале посланных против нас шиноби Гато еще не знает. Да и вряд ли у него кто-то сильнее найдется».

Впрочем, когда Собакин говорил, уверенности в его голосе не чувствовалось. Было такое чувство, будто он все мне назло делал!

Но, слава всем богам, у него хотя бы были псы, которых он призывал для того, чтобы ночью к нам никто не подобрался незамеченным, так что за вахту ребят можно было не опасаться. Ну, а я и Какаши были какими-никакими, но сенсорами.

На следующую ночевку мы остановились в заброшенной деревне. И судя по ее виду, люди покинули ее в спешке.

Это если они успели.

Потому что иногда в траве можно было заметить кости. И не все из них принадлежали животным.

Покосившиеся домишки следили за каждым нашим шагом провалами давным-давно разбитых окон. Поскрипывая оторванными ветром ставнями, черные от копоти стены прятались в густых зарослях. Дорог почти не было видно в начинающей жухнуть траве, казалось, природе нужно еще совсем чуть-чуть, чтобы спрятать любые упоминания о том, что здесь жили люди.

Всем кроме Какаши тут было не по себе. Как на базаре он высматривал самый целый дом придирчиво пиная разваливающиеся стены. В конце концов он остановил свой выбор на самом большом здании.

Через его крышу проросло дерево, которое надежно поддерживало трухлявые балки кровли от обрушения.

— Какаши-сенсей, что это за место. — встревожено спросила Сакура не решаясь войти.

— А, это? — обернулся Какаши, будто забыл что тут не один. — Мма… Это всего лишь деревня, Сакура-чан. — безмятежно выдал ей Хатаке, изображая глаз-улыбку.

Харуно это не успокоило:

— Почему тут никого нет? — испуганно глядя по сторонам, продолжала допытываться розовая.

Собакин, пожав плечами, выдал:

— Ушли, наверное…

Тадзуна, глядя на это представление, не выдержал и тихо-тихо сказал:

— После войн в приграничье было много таких заброшенных деревень, деревень-призраков. — зазыркал по сторонам. — В некоторых из них и спустя много лет никто не живет.

Перепуганная Сакура обняла себя за плечи