Гай понимал, почему он упорствует в поисках, которые, возможно, окажутся тщетными. Он вспомнил выражение глаз Фейт, когда она сказала: «Джейк утопился». Он припомнил и другие ее слова: «Тело так и не нашли». Эти воспоминания давали ему надежду. Он делал это ради Фейт. Пусть это будет подарком для нее. Разве можно придумать подарок лучше, чем возвращение брата, воскресшего из мертвых?

Однако когда он начал обследовать город, его уверенность поколебалась. В ответ на его вопросы люди качали головой или пожимали плечами. Гай начал опасаться, что так и не узнает, на самом ли деле Одноглазый Джек — это Джейк Мальгрейв, если не найдет этого человека.

Гай сосредоточил поиски на африканском квартале. Смех и разговоры стихали, когда он входил в крошечные бары, освещенные голыми электрическими лампочками. Ни одной женщины, ни одного белого лица, за исключением его собственного. Воздух густ от сладковатого запаха гашиша. После полуночи, когда веки уже отяжелели от усталости, Гай шел по узкому темному проезду. Раздвинув занавес из бус, он нырнул в полумрак жестяной хижины. На ломаном суахили он задал вопрос, который задавал сегодня уже двадцать раз, и бармен указал большим пальцем в дальний угол комнаты.

Среди темных лиц было только одно светлое. Взглянув на человека, сидящего за столом, Гай испытал тупую боль разочарования. Потом посмотрел еще раз. Повязка на глазу сбивала с толку, так же как и тонкие ниточки шрамов, окружавшие ее. Только светлые волосы и изящная поза напоминали Джейка Мальгрейва. Но если прищуриться, если дать образу расплыться, тогда возможно… Всего лишь возможно.

— Гай, ты, наверное, думаешь о том, как ужасно я выгляжу. Должен сказать, что то же самое я думаю о тебе.

Джейк улыбнулся и встал из-за стола. Гай протянул руку, но Джейк не подал руки в ответ, а вместо этого стиснул его в крепких объятиях.

— Признаюсь, я действительно подумывал о том, чтобы утопиться, — сказал Джейк. — Довольно театрально, да? На самом деле я не могу точно вспомнить, что случилось. Думаю, мне нравилось плыть, я заплыл дальше, чем следует, и тут понял, что течение сильнее, чем я ожидал. И тогда я подумал: «Черт, почему бы нет?» Я так запутался — с женщинами, семьей, работой, — что, казалось, продолжать не стоит. — Он улыбнулся. — Но, Гай, я просто не смог утонуть. Я болтался в воде, как пробка, вверх-вниз. Это было довольно комично.

Они были в квартире у Джейка. Две маленькие, голые комнаты, стул и гора подушек, на которых, скрестив ноги, уселся Джейк. В одном углу стоял потрепанный чемодан, в другом лежала стопка книг.

— Итак, ты выплыл…

— Скорее, меня вынесло течением. Это более подходящее определение. — Джейк рассмеялся. — В общем, меня прибило к берегу в Корнуолле, но гораздо дальше. Где точно — не знаю. Я был совершенно голым и чертовски замерз. Я не знал, что случится раньше — меня арестуют или я окончательно окоченею от холода.

— И что же ты сделал?

Джейк заново наполнил стаканы.

— Стащил у кого-то с веревки какое-то барахло, оделся и пошел в другую деревню. Там я нанялся на рыбацкое судно, которое шло на острова Силли. Пару недель я провел на Треско — красиво, но скучно, как в аду, — затем отправился в рейс на другом судне, в Брест. Они везли лук или что-то в этом роде. — Он пожал плечами. — А потом… потом я постоянно перебирался с места на место. Почти все уже забыл. А кое-что лучше и не вспоминать.

— А глаз? — спросил Гай. — Что у тебя случилось с глазом?

— Мужчинам я обычно говорю, что на меня напал леопард, женщинам — что меня ударила ножом проститутка в Макао. Но тебе я скажу правду, Гай, а она заключается в том, что я слишком много выпил и, кроме того, накурился какой-то дряни, в общем, я отрубился, а когда пришел в себя, увидел, что кто-то шарит по моим карманам. Я начал сопротивляться, но у этого типа был нож, а у меня не было, к тому же я был пьян, и он этим воспользовался. — Джейк коснулся пальцами повязки и тут же убрал руку. — У меня есть стеклянный глаз, но эта чертова штука все время вываливается, так что с повязкой удобнее.

— Господи, — пробормотал Гай.

— В общем, я на два месяца угодил в жалкое подобие больницы в Танжере, так что мне пришлось протрезветь и проанализировать свою жизнь. Мне не понравилось то, что я увидел. Но предпринимать еще одну попытку самоубийства было бы нелепо. — Он помолчал, потом спросил: — А ты, Гай? Какого черта ты здесь делаешь?

— Предполагается, что лечу больных. — Он поморщился. — Я работаю в миссионерском госпитале в провинции. При этом я умудрился подцепить одновременно и малярию, и амебную дизентерию, так что меня собираются отослать домой. Досрочное расторжение контракта по причине плохого здоровья.

— А почему ты поехал сюда, Гай? Когда мы встречались в последний раз, мне показалось, что ты неплохо устроился в Лондоне.

Гай пожал плечами.

— Мне все надоело. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Это напоминало бег на месте, но я не видел возможности что-то изменить. А потом, когда Оливер сказал, что женится на Элизабет…

— Оливер? Твой Оливер?

— Да. Он женился на Элизабет Кемп в августе прошлого года.

Сначала Джейк оторопел. Затем оцепенение сменилось весельем, его плечи затряслись от смеха.

— Оливер и Элизабет? Твой Оливер… и Элизабет, дочь Николь?

— Не вижу в этом ничего смешного, — возмущенно сказал Гай. — Это было неожиданностью для всех нас.

— Такое не часто происходит, — проговорил Джейк, пытаясь унять смех.

— Дело в том, что Элизабет была беременна.

Единственный глаз Джейка округлился.

— У меня теперь есть внучка, — с гордостью сказал Гай. — Ее зовут Кристабель.

— Поздравляю. А как Элеонора? Не думаю, чтобы она рвалась нянчить внучку.

— Понятия не имею. Мы не переписываемся.

— Мне ее почти — заметь, почти — жаль, — задумчиво сказал Джейк. — А что значит — не переписываетесь? Она не в Африке?

— Боже, конечно, нет. Мы разводимся. — Гай снова нахмурился. — Но не только из-за Оливера и Элизабет. Это послужило лишь катализатором. — На него вдруг нахлынула тоска. — Наш чертов брак — мой и Элеоноры — ошибка. Ты можешь представить, Джейк, каково это — осознать, что двадцать лет твоей жизни были ошибкой?

Губы Джейка дрогнули.

— Конечно, могу, Гай. Моя жизнь — не что иное, как серия ошибок. От большинства из них страдаю я сам, но что здесь удивительного?

Наступила тишина, прерываемая лишь звуком быстрых шагов на улице и шорохом крыльев мелких белых мотыльков, кружащихся вокруг масляной лампы.

— А теперь я думаю, — медленно проговорил Гай, — что с моей стороны было крайне самонадеянно думать, что я могу что-то изменить: спасти мир или себя. Мое путешествие сюда привело меня к двум выводам: что у меня слабая печень и что в свои сорок шесть лет я все еще очень наивен.