— Ох, Кристина! Ты дашь мне спокойно говорить с Висенте? Отстань, прошу тебя. Мне будет дурно от твоей болтовни!

— Ну бабуля! Что тебе стоит! Смотри, какая тётя Габи красивая! Мы собираемся на приём к донье Изодоле! Не могу же я представить свою тётю в таком платье! Ну?

— Скажи Уберто чтобы выдал тебе… четыреста песо. Серебром! — напомнила старая донья Алисия и погрозила пальцем.

Габриэла ужаснулась столь огромной сумме, но предпочла промолчать. А Кристина уже убежала, потащив за собой Габриэлу.

— Посмотрите, как этот противный Уберто будет ругаться себе под нос, выдавая нам деньги! Умора! А у доньи Идодолы собирается весь свет города! Иногда приезжают из ближних плантаций. Очень красивое общество. Вам понравится!

Таратушка Кристина вся светилась возможностью блеснуть своими познаниями света и призналась, унося тяжёлый мешочек с монетами:

— Я вам покажу молодого сеньора, тётя Габи! Он в меня влюблён по уши! Но и я не отстаю от него. Мы уже пробовали целоваться! Он такой милый! Потом скажете своё мнение? Обещаете?

Габриэла улыбалась, слегка оглушённая трескотнёй и упрёками в её гардероб. Но четыреста песо успокаивали, вселяли надежду. Настроение быстро утихомирилось, и они вместе поехали к лучшей модистке города просить срочно сшить парадное платье.

— Это будет не так-то просто, тётя! Эта сеньора очень разборчивая, но не осмелится перечить внучке доньи Алисии!

В голосе звучала гордость, бахвальство и детское тщеславие. И хотя сеньорита Кристина не блистала красотой, однако Габриэла была уверена, что та пользовалась в обществе успехом. Правда, подумалось Габриэле, это результат денег доньи Алисии, но и так было вполне понятно, что эта девчонка в обиду себя не даст.

Не прошло и недели, как Габриэла получила новое платье и заказала ещё с полдюжины, пока хватало денег. Неугомонная Кристина от удовольствия так терзала бабушку, что отец, узнав это, строго запретил дочери беспокоить бабушку.

Приём у доньи Изодолы прошёл вполне успешно для Габриэлы. Женское общество было весьма разношёрстное, и Кристина с Габриэлей уединились с ещё тремя сеньоритами и сеньорами в другой комнате, где и болтали целый вечер.

Кристина настояла на посещении многих приёмов и Габриэла вскоре втянулась в круговорот городского общества, где только и делали, что перемывали косточки знатных сеньоров и переваривали вести и сплетни из метрополии, доходившие сюда через многие месяцы.

— Тётя, как вам мой юный кавалер? — со жгучим любопытством спросила Кристина после одного из балов, устраиваемых в разных концах города. — Он вам понравился? Только честно!

— Как по мне, то не очень, моя малютка! А мы с тобой немного сходимся в отношениях к мужчинам, я полагаю. Я бы не стала приближать его к себе, Кристина.

Девушка погрустнела и долго молчала, словно переваривая услышанное.

— А почему так, тётя? Что вас не устраивает?

— Что-то в лице его есть женственное. Мне он не кажется способным на истинно мужские поступки. Он не для тебя, моя Кристина.

Дня три спустя Кристина призналась, что почти то же сказала ей подруга, что и заставило серьёзно задуматься юную говорунью.

— Я решила дать ему отставку, тётя! Вы правы! Он слабак!

— У тебя ещё есть время для действий, моя дорогая. Лучше скажи, что собой представляет дон Орасио Луис де Кортасар? Ты ведь его знаешь?

— Конечно, тётя! Это знатный сеньор! И богатый. Вы намерены закрутить с этим сеньором роман, тётя Габи?

— Роман не обязателен, Кристи, но просто интересуюсь им. Представительный сеньор, как на твой вкус? — улыбнулась Габриэла, хитро глянула в живые глаза девушки, заметив в них искорку тяги к приключениям и интригам.

— Мне не нравятся такие старики, тётя!

— Сколько же ему лет? Он мне не кажется стариком.

— Ему уже за тридцать! Настоящий старик! Фу!

Габриэла задумалась. Ничего серьёзного между ними быть не могло. Дон Орасио был женат, и это говорило о многом. Но почувствовать вкус нового приключения было столь привлекательно, что Габриэла стала подумывать о новом романе, тем более что Кристина ещё много наговорила про сеньора. К тому же Габриэле показалось, что дон Орасио слишком часто поглядывал в её сторону. Для семейного человека это могло быть немного неприличным.

Дон Орасио держался только неделю. Габриэла почти каждый день появлялась именно там, где бывал этот господин. Он всегда приходил один, словно жены у него не было. Потом Габриэла узнала, что она старше его на четыре года, и с ним у неё никакой любви никогда не было.

— Это скорее материальный союз, тётя. Каждый из них живёт своей жизнью. Дон Орасио женился на ней, не имея сколько-нибудь приличного состояния. Мамаша же её посчитала, что дочь слишком засиделась в девках. Получилась свадьба, давшая дону Орасио около ста тысяч приданого.

— Выходит, семья богатая? — поинтересовалась Габриэла.

— А как же! Одна из богатейших в городе. Только немного уступает моей бабушке, тётя!

— А твой отец? Он чем владеет?

— Почти ничем. После смерти бабушки он получит по завещанию четверть её имущества, как и остальные братья его и сёстры. Я уже подсчитала. Папа получит имущества и денег на двадцать восемь тысяч золотом! И я буду иметь немного в качестве приданого, когда буду бракосо… бракосочетаться!

— Молодец, Кристина! Всё рассчитываешь! Осталось выбрать жениха.

— Вряд ли это у меня получится, тётя! — Кристина вздохнула и погрустнела.

— С чего ты так решила? Твоего мнения не собираются спросить?

— Не собираются! — вздохнула опять девушка. — Папа уже нашёл мне партию.

— Вот как? И ты соглашаешься? А любовь?

— Что я могу сделать? Я привыкла к такому положению, к жизни такой, и не представляю себе иной. Потому я не осмелюсь протестовать. Буду терпеть, как многие у нас терпят. Такая наша судьба, тётя!

Убогость мышления девушки огорчила Габриэлу. Стало жаль её. И всё же не стала разубеждать племянницу, предоставив ей самой устраивать свою жизнь.

Дон Висенте не собирался домой. Габриэле это нравилось. Её роман с доном Орасио развивался успешно. Уже поползли сплетни об их отношениях, на что Габриэла не обращала никакого внимания.

Дон Орасио же всеми силами стремился уйти от осуждения обществом, переживал, волновался и долго не мог решиться на последнее действие.

— О нас уже давно шепчутся, мой дорогой Орасио. Теперь поздно рвать волосы на голове. Успокойся и прими всё это философски.

— Я клялся жене в верности перед алтарём, Габи. Это для тебя ничего не значит?

— Не мне тебе говорить, что это не Бог нас соединял с нашими мужьями и жёнами, а всего лишь священники. А они сами часто