города всех возрастов и всех сословий бежали по пустынной площади, все были бледны, растеряны и, по-видимому, в смертельном страхе и ужасе. Вдруг из генерал-губернаторского дворца вышел офицер, за ним следом еще человек пять. Офицер этот, в чине генерала, был человек небольшого роста, белокурый, с голубыми глазами. Он поспешно спускался со ступенек крыльца. Все черты его приятного лица дышали бешенством. Когда он обратился лицом в сторону Гертруды, она узнала в нем генерала Гордона… Почти в тот же самый момент толпа ободранных арабов показалась на площади. Едва увидели они ту группу, которая спускалась с крыльца генерал-губернаторского дворца, как вдруг остановились и открыли по ней огонь. Один за другим затрещали оружейные выстрелы, генерал упал. Толпа оборванцев вмиг обступила его, а генеральская свита разбежалась во все стороны. Еще минута – и Гертруда с содроганием увидела окровавленную голову Гордона, которую рослый араб высоко поднял над толпой… С замиранием сердца молодая девушка обратила свои взоры в сторону дома французского консульства, и ей показалось, что из него спокойной поступью вышел ее отец, совершенно один… Онемев от ужаса, она вперила свои глаза в это видение, ожидая, что вот-вот увидит зрелище еще более ужасное, по крайней мере более ужасное для любящего сердца нежной дочери, как вдруг все разом затмилось и исчезло.

Это видение подействовало на нее так сильно, что потребовалось некоторое время, прежде чем она успела окончательно оправиться, но, овладев собой тотчас же, она сказала все с тем же невозмутимым хладнокровием:

– Будущее – не в твоей власти! Оно не принадлежит тебе, жалкий карлик! А то, что ты дал увидеть мне сейчас, все это дурной сон, не более. Гордон не падет под предательскими ударами ваших оборванцев! Нет, он перевешает вас всех до одного!..

– Как ты осмеливаешься говорить со мной так! – воскликнул карлик, скрежеща зубами. – Ты решительно не боишься ничего! Ну, так смотри же… – С этими словами он поднял свои руки кверху, как бы призывая помощь свыше. И вот поднялся страшный шум и гам, казалось, что самые недра земли разверзлись, и оттуда в ужасном хаосе стали появляться невиданные чудовища; даже те чудовища, которые поддерживали ниши, тоже вдруг ожили, и все подземелье наполнилось их страшным воем и рычанием. Со стен стали отделяться со странными, архаическими движениями фантастические создания, изображенные на них резцом и кистью художника: древние боги и создания с собачьими, кошачьими, бычьими и птичьими головами, странные животные, чудовищные крокодилы со страшно разинутыми, пастями, – все надвигались на молодую девушку, устремив да нее свои горящие каким-то необычайным фосфорическим блеском жадные глаза.

Обезумев от ужаса и страха, Фатима жалась к своей' госпоже и, вцепившись в нее обеими руками, издавала пронзительные крики, содрогаясь от головы до ног.

– Уйми свой зверинец! – презрительно, повелительным тоном обратилась Гертруда к Радамехскому карлику. – Если ты хочешь этим запугать меня, то знай, что тратишь даром свое время и свое искусство!

Каддур произнес несколько слов на каком-то непонятном языке, и чудовища, боги, все причудливые создания кисти и резца, – все это разом стало мертво и неподвижно, а в подземелье воцарилась полнейшая тишина.

Гертруда презрительно пожала плечами. Между тем карлик сосредоточил теперь все свое внимание на Фатиме, устремив на нее свои горящие глаза, затем подал знак, и маленькая служанка, отпустив руки и оставив одежду своей госпожи, послушно приблизилась к Каддуру. Глаза ее были широко раскрыты, но, по-видимому, не видели перед собой, а были как бы обращены внутрь.

– Фатима, – каким-то замогильным голосом произнес карлик, – я знаю, ты любишь свою госпожу, а она верит в твою преданность и любит тебя как родную сестру. Но я приказываю тебе: «Возьми сейчас этот кинжал у меня за поясом и вонзи его в сердце твоей госпожи!»

Фатима глубоко вздохнула; две крупные слезы выступили у нее на ресницах и затем тяжело скатились по ее побледневшим щекам. Все-таки она подошла к карлику, достала у него из-за пояса кинжал, на который он указал ей, и обернулась к Гертруде с поднятой уже рукой, чтобы нанести ей решительный удар.

– Остановись! – сказал карлик.

Она остановилась, как бы окаменев на месте в этой позе убийцы, с занесенным уже оружием.

Гертруда не могла удержать своих слез при этом.

– Бедное дитя! – прошептала она глубоко растроганным голосом, осторожно стараясь опустить как бы застывшую в этой грозной позе руку своей маленькой служанки. – Не бойся, бедная моя, я не сочту тебя виновной в том, что ты сейчас хотела сделать… Мне знакома сила гипнотизма, – добавила она, обращаясь к карлику, – и все твои чародейства не заставят меня усомниться в любви и преданности Фатимы!

– Пусть так, но, во всяком случае, они, по крайней мере, доказывают тебе, что я в состоянии сделать! – сказал Каддур и при этом сделал жест, которым вернул Фатиме сознание.

Выйдя тотчас же из своей каталепсии, но все еще дрожа от ужасного первого напряжения, служанка опять стала жаться к своей госпоже, как вспугнутый зверек.

– Послушай! – продолжал карлик, обращаясь к Гертруде Керсэн. – Ты – женщина! Не может быть, чтобы тебя не прельщала перспектива такой неограниченной, всесильной, всемогущей власти, подобной которой нет. Ты теперь знаешь, что я намерен сделать в области политики, знаешь, что в моих руках находятся все сокровища мира, так как при такой власти, какой обладаю я, нет такого сокровища, которое могло бы от меня укрыться или было бы недоступно мне. Сейчас сама же ты была свидетельницей моей сверхъестественной власти и способностей. Ты не можешь более сомневаться, что никакая тайна не может оставаться тайной для меня. Ни этот видимый, ни даже невидимый и таинственный миры не имеют ничего от меня скрытого. Я знаю все! Я все могу! Я имею в своем распоряжении все мудрости древних и все познания новейших наук! Все преданья старины и все их колдовство, белая и черная магия, все одинаково знакомо мне… Я – та всемогущая пружина, которая движет всем… И вот я говорю тебе: «Хочешь ты разделить со мной это всесильное владычество? Хочешь быть царицей Африки, императрицей Индии и Китая и всего мира? Так пойдем рука об руку со мной! Завтра же все французы будут избиты в Алжире и в Тунисе, англичане – в Индии и Египте, Земле Капской и на всех островах; Россия набросится на Германию, мусульманский мир – на христианский мир, а полгода спустя я буду короновать тебя мировой царицей в Византии… По одному твоему знаку все свершится. А я, хотя и всемогущий и всесильный, останусь в