Он стал прикидывать, что произошло бы с муравьями в микроволновой печи. Предположил, что они бы просто изжарились, казалось невероятным, что они будут расти. Но как можно узнать, не попробовав! Он поглаживал лунный полумесяц, представляя себе муравьев, лопающихся, как попкорн. На задворках сознания присутствовала смутная мысль — насчет того, чтобы думать задом наперед, — но он не мог ее удержать. Она не была забавной.

К тому времени, когда Мэнкс вернулся в машину, Уэйн снова улыбался. Он не знал, как долго это продолжалось, но Мэнкс закончил разговор по телефону и сходил в лавку фейерверков «СТРЕЛЯЙ В ЛУНУ». У него был узкий коричневый бумажный пакет, из которого торчала длинная зеленая трубка в целлофановом пакете. Этикетка на трубке сообщала, что это ЛАВИНА ЗВЕЗД — ПРЕКРАСНОЕ ОКОНЧАНИЕ ПРЕКРАСНОЙ НОЧИ!

Мэнкс, глаза у которого слегка выпучивались, а губы растягивались в разочарованной гримасе, посмотрел поверх переднего сиденья на Уэйна.

— Я купил тебе бенгальские огни и ракету, — сказал Мэнкс. — Воспользуемся ли мы ими, это уже другой вопрос. Я уверен, что ты готов был сказать своей матери, что едем к мисс Мэгги Ли. Это испортило бы мне все удовольствие. Не знаю, почему я должен съезжать с дороги, чтобы обеспечить тебя забавами, когда ты, кажется, настроен отказывать мне в моих маленьких радостях.

— У меня ужасно болит голова, — сказал Уэйн.

Мэнкс яростно потряс головой, захлопнул дверцу и сорвался с пыльной стоянки, выбросив облако бурого дыма. Он был в плохом настроении на протяжении двух или трех миль, но невдалеке от границы Айовы жирный ежик пытался проковылять через дорогу, и «Призрак» ударил его с громким стуком. Звук был настолько громким и неожиданным, что Уэйн не удержался и разразился смехом. Мэнкс оглянулся, одарил его теплой, полной зависти улыбкой, включил радио, и оба они начали подпевать песне «О малый город Вифлеем»[149], и все стало намного лучше.

Дом Сна

— Мама, мама, кое-что еще, он везет нас повидаться с… — сказал Уэйн, но за этим последовал грохот, дребезг и громкий стук захлопываемой дверцы.

— Ладно, хватит болтовни, — сказал Мэнкс своим радостным голосом карнавального затейника. — Милый малыш в последнее время многое пережил. Не хотел бы я, чтобы он надорвался!

У Вик полились слезы. Она уперлась кулаком в кухонный стол и покачивалась, плача в трубку.

Ребенок, которого она слышала на другом конце линии, говорил голосом Уэйна… но это был не Уэйн. Не вполне. В нем была дремотная, ошалелая отстраненность — не только от ситуации, но и от серьезного, самодостаточного ребенка, которым он всегда был. Лишь напоследок он походил на самого себя — после того как она напомнила ему о Хупере. Тогда он на мгновение показался смущенным и испуганным, но был самим собой. Говорил он как одурманенный наркотиками, как человек, только что начавший приходить в себя от глубокого наркоза.

Эта машина его в некотором роде анестезировала. Анестезировала, тем временем выкачивая из него необходимые личностные свойства, его Уэйность, оставляя лишь счастливую бездумную вещь. Вампира, догадалась она, вроде Брэда МакКоли, холодного маленького мальчика, который пытался убить ее в коттедже возле Ганбаррела сколько-то лет назад. Здесь нащупывалась линия рассуждений, которой она не смела следовать, от которой ей надо было отвернуться, иначе она завопила бы.

— С вами все в порядке, Виктория? Мне перезвонить в другое время?

— Вы убиваете его, — сказала она. — Он умирает.

— Он никогда не был более живым! Он хороший мальчик. Мы ладим, как Буч и Сандэнс![150]Я хорошо с ним обращаюсь, можете мне поверить. Собственно, я же обещал вам, что не причиню ему вреда. Я никогда не делал больно ни одному ребенку. О чем никто не знает после всей той лжи, что вы обо мне наговорили. Всю свою жизнь я посвятил служению детям, но вы были рады рассказывать всем, какой я небывалый педофил. Я был бы в своем праве, знаете ли, если бы проделывал с вашим сыном всякие ужасные вещи. Я бы только воплотил в жизнь все те небылицы, что вы обо мне наплели. Терпеть не могу отставать от мифа. Но во мне нет никакой злобы по отношению детям. — Он помолчал, потом добавил: — Со взрослыми, однако, все совсем по-другому.

— Отпустите его. Пожалуйста, отпустите его. Дело не в нем. Сами знаете, что он ни при чем. Вы хотите поквитаться со мной. Я понимаю. Припаркуйтесь где-нибудь. Просто припаркуйтесь и подождите. Я воспользуюсь своим мостом. Я найду вас. Мы сможем совершить обмен. Вы отпустите его из машины, а я в нее сяду, и делайте со мной что угодно.

— Вам придется многое загладить. Вы объявили всему миру, что я вас изнасиловал. Мне дурно, когда меня обвиняют в чем-то, чего я никогда не имел удовольствия попробовать.

— Вы этого хотите? Это бы вас обрадовало?

— Если бы я вас изнасиловал? Боже мой, нет! Во мне просто говорит раздражение. Я не понимаю такой развращенности. Знаю, многие женщины обожают, когда их шлепают по заду во время полового акта и всячески обзывают, но это всего лишь забава. Взять женщину против ее воли? Мне это не по душе! Вы можете не поверить, но у меня самого есть дочери. Но вот что я вам скажу: иногда я думаю, что у нас с вами просто не заладилось! Я сожалею об этом. У нас никогда не было возможности узнать друг друга получше. Бьюсь об заклад, я бы вам понравился, если бы мы встретились при других обстоятельствах!

— Черта с два, — сказала она.

— Это не так уж невероятно! Я дважды был женат и редко оставался без женского общества. Каждая находила что-то, что было ей по душе.

— Куда вы гнете? Хотите долбаного свидания?

Он присвистнул.

— Ну и язык! От ваших слов и грузчик покраснел бы! Учитывая, как прошло ваше первое свидание с Бингом Партриджем, я полагаю, что для моего здоровья в долгосрочной перспективе будет лучше, если мы согласимся просто на разговор. Подумайте, наши первые две встречи не были особо романтичны. Мужчине трудно с вами, Виктория. — Он снова засмеялся. — Вы меня резали, лгали обо мне и отправили меня в тюрьму. Вы хуже моей первой жены. И все же… у вас есть то, что заставляет мужчину возвращаться снова и снова! Вы умеете заставить парня задуматься!

— Я дам вам пищу для размышлений. Задумайтесь вот о чем. Вы не можете ездить вечно. Рано или поздно вам придется съехать на обочину. Рано или поздно вы остановитесь где-нибудь, чтобы сомкнуть на какое-то время глаза. А когда вы их откроете, я буду там. Ваш друг Бинг легко отделался, Чарли. Я подлая вырожденная сука, и я сожгу вас к черту в вашей машине и заберу своего сына.

— Я уверен, что вы попытаетесь, Виктория, — сказал он. — Но не задумывались ли вы, что будете делать, если наконец нас догоните, а он не захочет к вам идти?