словарь непонятной брошюркой, – произнесла Воробеева, внимательно глядя на Тагерта серым глазом и черной повязкой. – Но что же нам делать?

– Пока ничего, – пожал плечами Сергей Генрихович. – Вероятно, придется объясняться с ректоратом. Не понимаю, что им за дело до учебника по латыни.

•

Первая всеобщая научная конференция ГФЮУ назначена на середину марта. В ней примут участие все преподаватели и лучшие студенты университета. Об этом преподавателям кафедры иностранных языков объявили тотчас после каникул. В декабре, аккурат перед Новым годом, на информационных досках появился приказ о повышении платы за обучение на сорок процентов. С будущего учебного года профессорско-преподавательскому составу обещано пятипроцентное повышение зарплаты. Не слишком заметное повышение, но, как сказал проректор по общим вопросам Кожух, «курочка по зернышку клюет», а преподавателям любая забота руководства дорога. Обещав увеличение оклада, руководство позаботилось также о том, чтобы сотрудники не обленились, не закоснели в повседневной рутине. И хотя повышение зарплаты на деле было только еле заметным смягчением ее снижения на фоне постоянного роста цен, даже за этот реверанс работникам приходилось платить.

Елена Викторовна Ошеева, новый ректор университета, напомнила заведующим кафедрами, что ГФЮУ – не только учебное, но и научное учреждение. Следовательно, каждому сотруднику надлежит регулярно заниматься наукой и отчитываться об успехах. Именно для того и созывалась конференция, на которой должен выступить каждый преподаватель, в том числе сотрудник кафедры иностранных языков. Большинство сотрудников не занималось наукой ни дня и даже не слишком ясно представляло, как можно ей заняться. Когда на заседании объявили, что всех преподавателей забреют в ученые, поднялся негромкий переполох. Паниковать громко дамы не решались: во-первых, неизвестно, чего ждать от Галины Мироновны, во-вторых, слишком решительные протесты могли бы счесть за отказ от научной деятельности и нарушение трудовой дисциплины. Дамы ограничились укоризненными вздохами, переглядываниями и покачиванием головой (головами).

– Дорогие коллеги! – задушевно увещевала собравшихся Булкина. – Ничего сверхсложного от нас не требуется. Пусть каждый возьмет какой-то случай из повседневной практики и сделает научные выводы. Вот, например, студенты постоянно путают прошедшие времена. Значит, можно сделать доклад «Особенности плюсквамперфекта в правовой лексике». Или «Глаголы со значением насилия во французском языке». Прошу вас, коллеги, потише. Главное, тезисы нужно сдать до первого марта.

Те немногие преподаватели, кто занимался исследовательской работой, публиковал статьи, участвовал в конференциях, чувствовали протест. Приказ заниматься наукой по свистку – все равно что назначение первого встречного скрипачом или тяжелоатлетом.

– Елена Викторовна берет конференцию под личный контроль, – торжественно произнесли Галина Мироновна. – Думаю, не надо объяснять, какая ответственность, коллеги, лежит на каждом из нас.

•

В день открытия Первой всеобщей научной конференции ГФЮУ были отменены все учебные занятия. Этим шагом руководство подчеркивало, какую важную роль играет в университете наука, вдобавок отнимало у преподавателей, а равно и у студентов причину пропустить заседания. За неделю в деканаты опять вызывали старост, сверяли списки выступающих, просили доложить о готовности. Тезисы выступлений уже успели отпечатать в типографии, и пачки брошюр, перевязанные тесьмой, громоздились в кабинетах методистов.

По второму и третьему лекционному залу бродили электрики и радисты, проверявшие работу проекторов, динамиков, микрофонов. После истории с КВНом электрик Анатолий Верхушкин уволился, вместо него взяли молодого техника, который никогда не разговаривал и даже проверяя микрофоны, не говорил «Раз-раз-раз», а только щелкал по мембране ногтем указательного пальца. Отдел аспирантуры закупил для докладчиков триста литров воды в маленьких бутылках и шестьсот одноразовых стаканчиков.

Семнадцатого марта ровно в девять часов утра конференция открылась гимном Российской Федерации. Студенты неохотно поднимались со скамей, на лицах преподавателей цвело все многообразие мнений: от восклицательного одобрения до желчного недоумения. То и дело в зал входили опоздавшие. Они продвигались пригнувшись, точно оберегали себя от случайной пули. Тагерта всегда забавляла эта поза подчеркнутой робости, желание проскользнуть незаметно, особенно комичное ввиду заведомой неисполнимости.

Начались доклады. По регламенту преподавателя всякий раз сменял студент, а на смену студенту вставал преподаватель. Первый час Сергей Генрихович добросовестно слушал докладчиков. И преподаватели, и студенты читали заранее подготовленный, напечатанный текст. Некоторые старались читать выразительно, другие, напротив, гипнотизировали монотонностью чтения. Но как бы ни произносились слова доклада, в зале их не воспринимал ни один человек. Кто-то украдкой читал книгу, положив ее на колени, кто-то бесшумно перешептывался, некоторые преподаватели проверяли контрольные, другие задумчиво чертили и раскрашивали геометрические фигуры и узоры. Наконец, оглядевшись, Тагерт осторожно вправил в ухо мягкий каблучок наушника и нажал кнопку на плеере, спрятанном в кармане. Равнодушный голос диктовал по-английски: «Почему же варварам сопутствовала удача? Потому что, когда между двумя обществами, одно из которых менее цивилизованно, устанавливается строго определенная граница, это не приводит автоматически к равновесию. С течением времени граница начинает слабеть в пользу менее цивилизованной стороны»[30].

Теперь, когда голос докладчицы стал призрачным и не требовал всей полноты внимания, Тагерт почувствовал, что находится с окружающим миром в тайной хитрой гармонии. Единственная помеха – воспоминание о том, что после перерыва и ему придется встать за кафедру. Иногда он ставил плеер на паузу и несколько секунд прислушивался к тому, о чем говорит очередной докладчик:

– В юридическом контексте «хандлунг» означает не столько «действие», сколько «деяние».

Или:

– Сфера российского административного законодательства последние годы меняется, крепнет и растет.

Снова включая запись, Тагерт некоторое время продолжал удивляться происходящему: весь состав преподавателей и студентов университета освобожден от занятий, чтобы одни говорили, а другие слушали то, что совершенно не нужно и тягостно как для говорящих, так и для слушающих, причем у большинства участников эта трата времени ассоциируется со словом «наука».

Объявили перерыв до часу дня. Участники конференции потянулись в буфет или во двор – покурить и поболтать наконец без утайки и не понижая голос. Взяв чашку растворимого кофе, Тагерт оказался за одним столиком с преподавателем философии Чудихиным и доцентом с кафедры конституционного права Микуновым. Они тоже явились с заседания, происходившего в третьем зале.

– На поминках, пожалуй, повеселее будет, – сказал Микунов, маленький мужчина в лыжном свитере, украшенном голубыми вязаными снежинками.

– Только не тому, кого поминают, – резонно возразил философ. – Наше дело солдатское. Хоть в тыл, хоть в атаку.

– Зачем на конференции играют гимн? – спросил Тагерт.

– На конференции бы бог с ним. – Микунов остро взглянул на латиниста. – Зачем его играют каждое утро перед началом лекций?

– Это чтобы наши студенты помнили, в какой стране живут. Какое государство дало им возможность учиться, – наставительно произнес Чудихин. – Вот вы, молодой человек, знаете слова гимна?

Философ посмотрел на Тагерта.

– Нет. Гимны меняются слишком часто. Вообще я хотел, чтобы осталась музыка Глинки. Прекрасная, торжественная музыка.

– У советского гимна есть корни. А Глинка ваш – ельцинское новшество.

– Смею заметить, – встрял Микунов, – это новшество лет на сто постарше, чем музыка Александрова.

– И слов там не было, – не сдавался Чудихин.

– Не