Грузовой отсек «Роси» был открыт. Мужчины и женщины тащили наружу пластиковые ящики с продовольствием и снаряжением. Складывали их на мягкую землю штабелями. Хэвлок видел распоряжавшуюся разгрузкой Наоми. Она кричала, где что лежит, направляла движение. Алекс с Басей стояли на узких мостках, построенных у борта корабля, и с ними еще один — кажется, Амос Бартон. Эти трое оценивали ущерб и соображали, что можно отремонтировать в самом примитивном и плохо оборудованном из сухих доков человечества. Правая рука лысого здоровяка пряталась в восстанавливающем лубке, и по его осанке, по движению плеч заметно было, как ему неудобно.

— Готовы? — спросила Люсия.

— Если хотите, — ответил Хэвлок. — Конечно.

Они вдвоем подошли к ближайшей пирамиде ящиков. Хэвлок достал свой ручной терминал, а Люсия — один из тех, что сбрасывали раньше. Теперь он принадлежал ей. Они принялись отмечать ящики, расписывая, какая помощь предоставлена и принята.

Он должен был умереть три недели назад. Его телу предстояло рассеяться струйкой ионизированных атомов и сложных молекул в верхних слоях атмосферы Илоса. «Израэль» должен был погибнуть еще раньше.

Когда это случилось, он находился в медотсеке, полупьяный от наркоза. Автодоктор закачивал в ему в вены пол-литра искусственной крови. Хэвлок как сейчас помнил давление ремней, притянувших его к койке, тихое тиканье манипулятора, холодок вливавшейся в жилы жидкости. Губы и язык пощипывало, но Алекс заверил, что так и должно быть. Заглянул Бася — поел и снова ушел очищать брюхо «Росинанта» от остатков креплений.

Хэвлок заметил было, что это напрасный труд.

— Такой уж он человек, — ответил Алекс, — не любит оставлять недоделки.

— Астер.

— Ага, — согласился Алекс, — они все такие.

Ручной терминал пискнул, и пилот насупился.

— Кэп, это ты?

Голос в динамике наверняка принадлежал Джеймсу Холдену, хотя и хрипел, словно от долгого крика.

— Алекс, включи реактор.

— Не знаю, сумею ли, кэп, — ответил Алекс.

— Мы вырубили оборону. Думаю, и все остальное тоже. Проверь реактор.

Лицо Алекса стало очень спокойным, очень трезвым. Куда девался юмор висельника, маска отваги, прикрывавшая страх смерти? Хэвлок его понимал, потому что и на него обрушилась надежда вместе со страхом, что эта надежда не оправдается. Ни слова не говоря, Алекс подтянулся к одному из компьютеров медотсека и переключил его на управление двигателем. Хэвлок до боли сжал кулаки и прикусил язык, чтобы не мешать Алексу вопросами, работает ли.

— Работает?

— Кажется… да! — сказал Алекс и вернулся к терминалу. — Есть энергия, кэп. Диагностика выдает кое-какие шибки, но это наверняка потому, что нас малость потрепало. Я приставлю к делу Наоми с Басей. Ручаюсь, мы скоро будем функционировать. Хотя без Амоса придется трудновато.

— Амоса тоже малость потрепало, — сказал Холден, и Хэвлок расслышал в его голосе усмешку.

— Он цел?

— Ему понадобится пара новых пальцев.

— Отрастим, — пожал плечами Алекс. — Так… Дай мне пару дней, и я, пожалуй, сумею посадить «Роси». Заберу его в медотсек.

— Не спеши, — посоветовал Холден. — Потрать время, но убедись, что все работает. Хватит с нас кризисов.

— От кризисов никуда не денешься, капитан. Так уж устроен мир.

— Все же давай сначала оправимся от предыдущего, договорились? Ты сможешь связаться с «Барбапикколой» и «Израэлем»? Я не хочу, чтобы кто-нибудь погиб, потому что не догадался включить реактор. И челнок с «Израэля» нам бы не помешал, если сумеем уговорить их поделиться.

— Ты немножко отстал от дел, — сказал Алекс. — Тут у нас перемены. Но прежде всего надо удостовериться, что у всех реакторы затикали.

— Отлично, — сказал Холден. — И не сбросите ли нам что-нибудь поесть?

— Как только подключу камбуз, — обещал Алекс.

— Вот и хорошо. А Наоми… она?..

— Все целы, — сказал Алекс. — Все у нас будет хорошо.

К тому времени как Хэвлок с доктором Мертон закончили инвентаризацию, техники уже вставляли в фабрикаторы батареи и размечали места для будущих стен. Для настоящего человеческого жилья. Для новой Первой Посадки. В строители собралась странная смесь колонистов, беженцев с погибшего корабля и людей Хэвлока. Тот еще проводил между ними различия, но на деле, похоже, уже все были едины. Гибель тяжелого челнока и сожжение террористов отошли в другую эпоху. Хэвлок полагал, что дело в шторме, в слепоте, в ядовитых слизнях и ощутимом присутствии смерти прямо за порогом. Он бы не рискнул применять такой способ сплочения общества в широком масштабе, но здесь это работало. Временно. Пока.

Темнокожая женщина с длинными черными волосами отделилась от группы строителей. Она сразу показалась знакомой, но, чтобы вспомнить имя, Хэвлоку понадобилось несколько секунд — проведенные внизу месяцы начисто лишили ее пухлых щечек.

— Доктор ван Альтрихт?

— Зовите меня Садьям, — попросила она. — Так все зовут.

— Садьям так Садьям, — согласился он, доставая ручной терминал. — У меня для вас документы на подпись.

— Отлично. — Она взяла аппарат, быстро, не вчитываясь, пробежала глазами условия контракта, ногтем поставила внизу подпись и прижала к экрану подушечки указательного и среднего пальцев. Когда терминал прогудел, она вернула его Хэвлоку.

— Поздравляю, — сказал тот, — теперь вы официально возглавляете полевую исследовательскую группу РЧЭ.

— Работа — хуже не придумаешь, — улыбнулась Садьям. — Теперь не сообщите ли вы официально, когда мы получим новое оборудование?

— К «Медине» на полной скорости идет грузовой беспилотник, — сказал Хэвлок. — Если АВП его не задержит и не объявит бесхозным имуществом, он будет здесь месяцев через шесть-семь.

— А много шансов, что задержат?

— Я бы дал три из десяти, — сказал Холден, — но на прочность эту оценку лучше не проверять.

Биохимик сердито покачала головой.

— Ладно, разберемся.

Первую неделю после включения реакторов «Росинант» с «Израэлем» пребывали в очень деликатной политической позиции. Когда «Израэль» принимал на борт астеров, жест мог считаться чисто символическим, поскольку всех так или иначе ждала смерть. А теперь, когда гибель отменили, ребром стал вопрос статуса: кто эти астеры — беженцы, пленники или платные пассажиры? Марвику пришлось решать: оставить их на корабле на восемнадцать месяцев обратного пути или попытаться спустить вниз. А поскольку все челноки сгорели, высаживать можно было только на борту «Росинанта» — не прыгать же им.