Лулль отрывисто кивнул.

— Как обстоят наши дела? — спросил Дюкр.

— Скверно, господин имперский историк. Нас потихоньку уничтожают. Ежедневно мы теряем убитыми до двадцати человек и вдвое больше — ранеными. Тифанцы — как змеи среди песка. Подползают незаметно и жалят. Едем мы по равнине. Вдруг неведомо откуда прилетает стрела и убивает нашего солдата. Посылаем отряд виканцев — они нарываются на засаду. Мы посылаем другой, а мятежникам только того и надо. Они отвлекли наше внимание. Добавьте к этому азарт погони. Виканцы стараются во что бы то ни стало найти и уничтожить мятежников. Во флангах появляются бреши. В результате — новый налет. Гибнут беженцы, погонщики. Гибнет скот, если только рядом не оказываются виканские собаки. Эти бьются до последнего. Но ведь и их тоже становится все меньше.

— Иными словами, дальше так продолжаться не может.

Лулль скрежетнул зубами, ослепительно белыми на фоне его пропыленной рыжей бороды.

— Да, Дюкр. Потому мы и должны поскорее уничтожить тифанского полководца. На берегах Паты нас будет ждать новое сражение, и лучше, если без этого умницы.

— Опять придется переходить реку вброд?

— Глубины там — по колено, а в сухое время и того меньше. На западном берегу сразу от воды начинается достаточно крутой подъем. Противник явно воспользуется тамошними холмами. Но у нас нет выхода. Либо мы пробьемся, либо наши трупы останутся жариться на солнце.

Вдали заиграли сигнальные виканские рожки.

— Вот и пришли, — сказал Лулль. — Я вам советую хорошенько отдохнуть. Мы найдем вам шатер в лагере клана Глупого пса. Поспите несколько часов. Я разбужу вас на ужин.

Дюкр без возражений поехал вслед за капитаном.

Несколько виканских пастушеских псов явно что-то не поделили. Высокие травы мешали разглядеть предмет их соперничества. Дюкр, шедший вместе с Луллем, хмуро покосился на жилистых пятнистых собак.

— Только не смотрите им в глаза, — предупредил капитан. — Вы — не виканец, и собаки это знают.

— Не ошибусь, если они грызутся из-за пищи. Интересно, чем питаются эти «милые зверюшки»?

— Вам лучше не знать.

— Ходили слухи, что они выкапывают кости из детских могил.

— Повторяю: вам лучше не знать.

— Я слышал, среди кровавых грязюков нашлись добровольцы из тех, кто посильнее. Они нанимались сторожить могилы.

— Если у этих грязюков нет виканской крови, я им очень не завидую.

За спиной вновь послышалось угрожающее ворчание. Собаки продолжали спор за добычу.

Впереди светились походные костры. За круглыми шатрами проходила последняя, внешняя линия обороны. И бывалые, и молодые солдаты молча глядели на проходящих мимо капитана и историка. В их взглядах ощущалось что-то настораживающее.

«Совсем как у виканских собак», — подумалось Дюкру.

— У меня такое чувство, что виканцы постепенно охладевают к защите беженцев, — вполголоса произнес историк.

Лулль поморщился, однако промолчал. Они пошли дальше. В воздухе пахло дымом, конской мочой и разварными костями. Последний запах был резким и одновре-491-менно притягательным. Возле одного котла стояла старуха. Орудуя деревянной лопаткой, она ловко поддевала смесь из костного жира и мозга и запихивала в полые воловьи кишки. Потом горячие колбасы надежно перевязывали с обоих концов и подвешивали остывать.

Заметив историка, старуха подняла лопатку.

«Сейчас предложит мне, точно малышу, дочиста облизать деревяшку».

В жирном вареве плавали кусочки шалфея. Когда-то Дюкру нравилась эта трава, однако за время странствия по Семиградию его вкусы изменились. В ответ на предложение историк улыбнулся и покачал головой.

Когда они отошли от котла, капитан сказал:

— А вас и здесь знают. Они говорят, что вы… странствуете в мире духов. Кстати, старуха не настолько щедра, чтобы предлагать пищу всем подряд. Меня, например, она ни разу не угостила.

«Мир духов. Да, когда-то я странствовал там и не жажду попасть туда снова».

— Ничего удивительного. Увидела старика в заскорузлых лохмотьях, пожалела…

— Они считают вас отмеченным богами. Только не вздумайте смеяться. Кто знает, вдруг когда-нибудь это спасет вам жизнь?

Костер, возле которого сидел Нил, не был похож на другие лагерные костры. Над ним не висел котел и не коптились куски мяса, насаженные на деревянные развилки. Внутри небольшого круга, сложенного из камней, горели плитки сухого навоза. Они почти не давали дыма, а пламя имело голубоватый оттенок. Юный колдун коротал время, ловко сплетая тонкие кожаные полоски в хлыст.

Рядом четверо моряков Лулля в последний раз проверяли оружие и доспехи. Их арбалеты для маскировки были густо покрыты пылью, перемешанной с жиром. По скупым, уверенным движениям чувствовалось, что все они — опытные воины. И мужчине, и троим женщинам было далеко за тридцать. Даже появление командира не заставило их оторваться от дела. Никто из четверых не поднял головы и не произнес ни слова.

Дюкр сел напротив Нила.

— Вас ждет холодная ночь, — сказал юный колдун.

— Ты нашел место, где находится этот полководец?

— Не совсем. Только направление. Видно, он окружил себя заклинаниями. Но когда мы подойдем ближе, заклинания ему не помогут.

— Нил, но ведь этого недостаточно. Ты почти ничего не знаешь о тифанском полководце. Тогда как ты собираешься его обнаружить?

Юный колдун невозмутимо пожал плечами.

— Он оставил следы. Мы обязательно найдем этого тифанца. А дальше начнется их работа. — Он кивнул в сторону моряков. — Знаешь, историк, за время нашего путешествия по равнинам и пустыням я понял очень важную истину.

— Какую же?

— Опытный малазанский солдат — самое грозное оружие. Будь у Кольтена три армии, а не три пятых одной, он бы еще до конца года подавил мятеж в Семиградии. Он бы вырвал все корни мятежа, да так, что континент больше никогда не поднялся бы против империи. Даже сейчас мы могли бы уничтожить Камиста Рело, если бы не беженцы.

Дюкр молча кивнул. Об этом редко говорили вслух, разве что в виканских лагерях.

Звуки, доносившиеся отовсюду, были вполне мирными и даже убаюкивающими. Историку стало не по себе. Он вдруг ощутил, что разучился отдыхать. Ему было трудно просто сидеть и ждать. Подхватив с земли прутик, Дюкр швырнул его в огонь.

— В этот костер ничего нельзя бросать, — серьезно произнес Нил.

Он выхватил едва начавший тлеть прутик и затоптал ногой.

Подошел сверстник Нила. Мальчишечьи руки этого колдуна от ладоней до плеч были исполосованы шрамами. Колдун присел рядом с Нилом. Посидев так некоторое время, он плюнул в огонь. Пламя не отозвалось привычным шипением.