Ценности транслировались через ОБЖ – Обмен Биологическими Жидкостями. Если потребовалось бы, Моржов отдал бы свою кровь Костёрычу. Щёкин Моржову был как брат, вскормленный молоком общей матери. А Сонечка, Розка и Милена – все они, прости господи, принимали сперму Моржова. Кровь, молоко и сперма – три жизнетворные жидкости, на обмене которыми Моржов и строил свой фамильон. Моржову много кто нравился, но не со всеми он стал бы трахаться или родниться. Так что симпатии-антипатии здесь имели только вторичное значение.

Вот Щёкин – ведь он оскорблён… Он зажал себя, не дал обиде выплеснуться, но он оскорблён. Его друг трахнул девушку, которая ему нравится… Но из фамильона Щёкин не ушёл. Не бросил Сонечку. Не уволился из МУДО, чтобы работать сторожем на автостоянке. Моржов поимел его девушку, а Щёкин теперь имеет его самого. Моржов тоже может обидеться. Но случись что – и он, как брату, отцу или жене, отдаст Щёкину свою кровь. Узы ОБЖ более значимы, чем стяжение через интерес или принципы.

Моржов закурил. Он сидел один в тёмном, пустом холле с листом ватмана на коленях. Издалека, с берега Талки, сквозь раскрытую дверь он слышал смех Розки, бубнёж Щёкина, голоса Милены, Сонечки, Костёрыча.

Теперь, похоже, это была его семья, его фамильон, за который можно и убить, и сдохнуть.

В дверном проёме вдруг ярко загорелся свет, и Моржов увидел, как мимо медленно проехала белая «Волга» с тонированными стёклами – словно пиратская каравелла зашла в мирную гавань.

Моржов особенно-то и не дёргался, но едва увидел Сергача – сразу быстро и хладнокровно пришёл в бешенство. Сергача следовало гнать из Троельги взашей.

На сей раз Сергач прикатил без Лёнчика. Сергач уселся возле огня на бревно напротив Сонечки, Милены и Розки и что-то весело рассказывал. Рядом с ним стояли две бутылки водки. Тут же на корточках торчал Щёкин и открывал третью бутылку. Душу Моржова, как зубной болью, торкнуло озлоблением. Щёкин только что пел о моржовском фамильоне, а теперь готов бухать с тем, кто явился разрушить этот фамильон и сдать его девушку напрокат. Смиряясь с волей Моржова, Щёкин, похоже, заигрался в цинизм.

Моржов подходил и без бинокля видел, что Сергач напряг всех. Сонечка опять затупила, изображая невменяемую. Милена сидела с гримасой усталой брезгливости, готовая в любой момент встать и уйти. Розка, яростно раздирая столбик пластиковых стаканчиков, вся подобралась, собираясь на малейшую претензию Сергача ответить агрессивным наездом. Растерянный Костёрыч за спинами девушек то появлялся в отсветах огня, блестя очками, то исчезал в темноте. И все они – Розка, Милена, Сонечка, Костёрыч и Щёкин – даже вместе были слабее Сергача. Дело не в том, что Сергач – мент. Не в том, что он – бывший любовник и жених Розки. Какая-то неправая правота Сергача заключалась именно в том, что он – лидер фамильона, члены которого сдались Моржову. И без Моржова никакая самозащита никого не убережёт от репатриации.

– А, Борян! – весело закричал Сергач. – Здорово! Садись давай! Накатим водяры?

– Ты на хера приехал? – перешагивая бревно, спросил Моржов.

Не обратив внимания на приглашение сесть, он наклонился, вытащил из костра головню и стал прикуривать.

– Тебя кто звал-то сюда? – углом рта спросил он.

– Я не звала! – возмущённо фыркнула Розка в сторону.

– Дак друзья же!… – делано изумился Сергач и развёл руками, словно хотел всех обнять.

Сергач был совершенно трезв.

– Кто тебе тут на хер друг? – спокойно спросил Моржов, опуская головню.

– Погоди, не бросай! – воскликнул Сергач, вскакивая. – Тоже прикурю!…

Моржов поднял головню и ткнул её едва ли не в рожу Сергача. Сергач сунул в губы сигарету и, чмокая, будто присосался к головне.

– Пойдём покурим, Борян, – дружелюбно предложил он.

Моржов кинул головню в костёр так, что из углей вышибло фонтан искр. Розка, Милена и Сонечка отшатнулись. Моржов молча перешагнул бревно обратно и пошёл вверх по тропинке к волейбольной площадке – подальше от костра, чтобы никто не услышал его разговора с Сергачом. Сергач топал сзади. Моржов ожидал чего угодно – удара по затылку, пистолетного ствола между лопаток, подножки, – но Сергач просто топал.

Моржов остановился и повернулся к нему.

– И?… – спросил он.

Сергач мелкими глотками дотягивал сигарету, будто кто-то мешал ему докурить нормально.

– Значит, Борян, дело такое, – озабоченно пояснил он. – Я к тебе как мужик к мужику приехал. Без понтов и выебонов. И не только от себя, а от Саши Манжетова тоже…

– А он-то с тобой как снюхался? – перебил Моржов.

– Он же у Алёнки постоянник. Ты забыл, да? «Постоянник» – значит постоянный клиент.

– И чего вам с постоянником надо? Впрочем, Моржов уже понял, чего надо.

– У вас сегодня смена кончается – и всё, – сказал Сергач. – Ну, будто ничего не было. Спускаем на тормозах. Завтра все домой разъезжаетесь. И дальше – как раньше. Соньку, так и быть, я тебе дарю. А Розка обратно под меня уходит. Миленка – к Саше.

– С хуя ли баня-то упала? – холодно удивился Моржов. – Она же новая была.

Сергач даже застеснялся.

– Любовь, – выдавил он и захихикал: «Мудно, а?»

– Дрочил я на вашу любовь, – спокойно ответил Моржов.

И тут вдруг в кустах у дальнего домика зашуршало. На лунный свет сквозь ветви продрался Лёнчик. Моржов сперва подумал, что Лёнчик караулил там в засаде, как случалось в детстве, когда какого-нибудь пацана заманивали вроде бы на разговор, чтобы коллективно побить. Но одного Лёнчика не хватило бы, чтобы побить Моржова. И вообще: Лёнчик выглядел так, словно побили его самого.

Прихрамывая, он шёл через волейбольную площадку к Сергачу и Моржову и виновато лыбился. Рукав его рубашки был наполовину оторван, а морда расцарапана.

– Закурить дайте, мужики, – попросил Лёнчик, подходя поближе. – Короче, Валерьян, пиздец…

– Ты о чём? – тревожно спросил Сергач.

Его рука с сигаретной пачкой остановилась в воздухе. Лёнчик подтянул руку Сергача за рукав и грязными, трясущимися пальцами выволок из пачки сигарету.

– Короче, там на дороге кирпич валялся, – рассказал он. – Я километров шисят шёл. Въехал на него колесом коляски. Перевернуло, блядь, на хуй, через голову. Меня в кусты кинуло, а Алёнку ёбнуло об асфальт и ещё пронесло метров десять…

Живот Моржова сам собой прилип к позвоночнику, а в плечи словно вбили промороженные гвозди.

– И чего? – тихо спросил Сергач.

– Да ничего, – прикурив, с обидой сказал Лёнчик. – Насмерть её, короче.

– Совсем, что ли?

– Ну, пока ещё жива… Её, блядь, всю вот так… – Лёнчик покрутил руками, изображая, как Алёнушку катило по асфальту. – Я посмотрел – на хуй, в морг. Всё переломало. Кровь изо рта течёт.