Дарвин продолжал обрабатывать растения всевозможными химикатами. Ботанику С. Вэйнсу, 1 ноября: «Вы так много знаете о химии растений, а я так мало, что прошу у Вас милости как нищий…» 7 декабря родился новый Эразм, сын Хораса и Иды, ждали его в Дауни ближе к лету. Брайтон предложил Дарвину стать членом Ассоциации защиты исследований, тот отказался: регулярно ходить на заседания не может, подписывать незнамо что не хочет, ограничится взносом. Перед Рождеством он поехал к Генриетте, был энергичен, гулял, пошел без предупреждения к Роменсам, не застал, дворецкий предложил посидеть, он отказался, пошел ловить кеб и упал.

Геологу Джадду он писал, что «получил предупреждение», но жене говорил, что все пустяки. Друзья сказали, что он отлично выгладит. В январе 1882 года готовил новое издание «Червей», ставил опыты, играл с Бернардом и Полли. (Фрэнсис: «…она от радости приходила в полное неистовство, задыхалась, металась по комнате и вспрыгивала на стулья; отец наклонялся к ней, прижимал ее мордочку к своему лицу и говорил с ней каким-то особенно нежным голосом».) Хотел знать, как на росянку действуют яды (так же, как на животных?), написал медику Д. Фэйреру в Индию: не мог бы тот прислать кобру? В середине января простыл, Эмма отпоила хинином. Гукер составлял фундаментальный каталог растений, Дарвин отправил ему 250 фунтов, распорядился, чтобы наследники ежегодно выплачивали такую же сумму. Роменс сказал, что его другу Аллену нужен микроскоп, Дарвин заплатил. 4 февраля отчитывался Ричу о пожертвованиях и об успехах детей: Джордж уехал на Ямайку, «будет большой шишкой в науке», Уильям по просьбе Гукера занимался организацией съезда БАРН, Леонард отбыл в Австралию с астрономической экспедицией.

Художник Кольер выпустил учебник живописи для начинающих, Дарвин прочел, писал автору: «Ах, как жаль, что Вы не можете объяснить, почему некоторые изогнутые линии и симметричные фигуры кажутся приятными». Брайтон спрашивал, принимать ли в его ассоциацию всех ученых или только видных, Дарвин отвечал: брать всех, но создать совет из «шишек», дабы «иметь вес в глазах политиков, охотящихся за голосами». 22 февраля писал У. Оглу, в чьем переводе прочел книгу Аристотеля «О частях животных»: «По сравнению с ним Линней и Кювье просто школьники!» Проглотив Аристотеля, взялся за книгу шотландского геолога Арчибальда Гейки о ледниках. В конце февраля началась переписка с У. Криком, натуралистом-любителем, который нашел раковину с моллюском, держащим за лапку жука. Срочно доложить: какой жук? за какую именно лапку? Крик прислал жука и моллюска, Дарвин предложил вместе писать статью. Крик нашел другого моллюска, поймавшего за ногу лягушку. Так вот как моллюски путешествуют — прицепом! Это тянет уже не на статью, а на монографию. Обещал Крику, что в апреле отвезет в Британский музей все это зверье. 6 марта в Линнеевском обществе зачитали доклад Дарвина о действии карбоната аммония на хлорофилл, а 7-го на прогулке у него случился сердечный приступ. Доковылял до дома и упал на руки жене.

Кларк диагностировал ангину, прописал морфий и постельный режим. Другой врач, Норман Мур, сказал, что все пустяки и надо гулять. Больной последовал второму совету: лежать скучно, а жить так хорошо, и еще радость: Леонард обручился с девицей Элизабет Фрейзер (красивой и богатой, разумеется). 16 марта в Линнеевском обществе читали другую статью Дарвина про аммоний, а в Дауни приехала Генриетта с подругой — Лаурой Мэй Форстер. Та бывала в доме с 1873 года и очень нравилась хозяину, жена ревновала: он болтал с гостьей часами. Форстер о Дарвине: «…нежность бездонной глубины» и безудержное веселье. «Мы хохотали до упаду и рассказывали друг другу обо всем на свете — и вдруг он затихал и говорил, что надо прекратить: волнение его убивает».

Он написал статью про моллюсков Крика: «О способах распространения пресноводных двустворок» («On the dispersal of freshwater bivalves»), отправил в «Природу» (напечатали 6 апреля). Продолжал экспериментировать с растениями, просил Фэйрера скорее слать кобру. Заинтересовался статьей зоолога Ван Дейка «Об изменении одной породы сирийских собак под действием полового отбора», написал к ней вступление: «Многие естествоиспытатели сомневаются или отрицают, что самки могли производить выбор, т. е. предпочитать одних самцов другим. Впрочем, правильнее говорить, что самки не столько свободно выбирают самцов, сколько привлекаются в определенной степени внешним видом, голосом и т. д. определенных самцов… самки иногда самым решительным образом предпочитают определенных самцов, но только в очень редких случаях (хотя это бывает) самец отвергает какую бы то ни было самку». 4 апреля отослал текст в Зоологическое общество, он был зачитан 18-го и в начале мая напечатан в сборнике. Это последняя научная работа Дарвина.

6 апреля по настоянию Эммы уехала Форстер (и с ней Генриетта, чтобы отъезд не выглядел изгнанием). А вечером у хозяина — сердечный приступ. Лечили его Мур и местный врач Олфри. Едва придя в себя, больной писал Ван Дейку: как там наши собаки, успеют ли напечатать, не могу умереть, не доведя дело до конца! Жена просила не отвечать на письма, вслух читала успокоительное: мадам де Севинье. Но как не отвечать, если люди спрашивают о важном? В день приступа пришло письмо от журналиста У. Эксона с расспросами о вегетарианстве, а спустя сутки больной отвечал: «Органические функции, обычаи и диеты показали, что нормальное питание человека является растительным, как у антропоидов и человекообразных обезьян, и что наши клыки развиты слабее, чем у них, и что нам не дано конкурировать с дикими зверями или с хищными животными», так что, наверное, вегетарианство — это правильно.

10 апреля приехал Джордж, 11-го и 12-го — приступы, больной не мог ходить, сыновья и дворецкий переносили его на руках. 15-го прибыли Литчфилды. Пришло письмо от некоего Эмброза с просьбой об автографе, Дарвин автографов не давал, но человек уже третий раз просит, надо уважить. 16-го ему стало лучше, сошел к обеду, но — закружилась голова, обморок. А сирийские собаки до сих пор не представлены миру! Успокаивал Ван Дейка: вот-вот опубликуют. 17-го проснулся бодрым и побежал в сад, кормил цветы химикатами, после обеда продолжил, записал: в стеблях опять что-то таинственно клубилось. Уж не геммулы ли?! Вечером разобрал почту. Некий У. Уотсон прочел «Эмоции» и со многим не согласен: Дарвин пишет, что привычка собак лапами забрасывать экскременты произошла от привычки их предков зарывать еду, а это не так. Конечно, не так: еду зарывают передними лапами, экскременты задними, это принципиально разные явления, о чем в «Эмоциях» сказано, читатель просто не понял, нельзя оставлять его в заблуждении; автор подробно разъяснил ошибку. «Я сам виноват, и я Вас горячо благодарю за ваше умное письмо».

Статья о сирийских собаках зачитана 18 апреля — успели!!! Литчфилды и Джордж уехали утром; отец вечером долго болтал с Бесси. В полночь заболело сердце, разбудил Эмму, вызвали Олфри, дали морфий, утром 19-го доктор ушел, а у больного начался приступ рвоты, первый за последние несколько лет. Эмма записывала его слова: смерти он уже не боится. Она валилась с ног, дети уговорили принять снотворное. В два часа Дарвин начал задыхаться. Не разрешил будить жену. Сказал: приятно болеть, когда так нянчатся. Опять рвота. Просил прощения за «доставленные неудобства». В четыре он перестал дышать. Олфри подписал свидетельство о смерти: ангина пекторис (стенокардия). Похороны, конечно, в Дауни, Иннес приедет отпевать, местный гробовщик сделал гроб, о котором покойный его загодя просил: дешевый, «необработанный словно скамейка».