– Хендрика Землич погибнет в любом случае, – сказал гроссмейстер Эфраим, устало массируя виски. Он подошел неслышно, возник, будто призрак, измученный дух на исходе запасов «сияния». – Сегодня, завтра, через год или пять… Вы, молодой человек, были абсолютно правы: она умирает. Момент консервации располагался за десять-двадцать минут до реальной смерти; теперь он сместился. С каждым новым витком, переживая себя заново, омфалос Хендрики опасно приближается к гибельному барьеру. Сейчас до реальной смерти осталось минуты три-четыре, и разрыв стремительно сокращается. Если оставить все, как есть… Однажды мы получим сильно намоленную святыню с мертвой сердцевиной. Сударыня, вы понимаете, чем это грозит?

Еще в Реттии барон навел справки, выяснив, что Генриэтта Куколь – член Королевского Реального Общества, объединяющего магов с общими интересами в области идологии псиреалий. Что это значило, он уточнять не стал, споткнувшись на зубодробительном термине. Вот, вспомнилось: ночью, когда вигилла встала навстречу утомленному старику.

– Я понимаю, – согласилась она.

* * *

О да, она понимала.

Намоленность – в первую очередь мольба об изменении реальности. Иначе незачем падать к стопам кумира, взывая, сетуя или благодаря. Дай денег! – у меня денег нет, а я хочу, чтоб были. Верни здоровье! – раньше я был крепче дуба, а стал чахлой былинкой, и мне это не по душе. Порази моего врага! – сам я не в силах, и ненависть ищет выхода. Умирает мать – спаси! Лишился работы – о, наставь на путь! Ушло вдохновение – вдохнови! Измени мир вокруг меня, по моему хотению, по твоему велению…

Иная реальность клубилась вокруг намоленного идола.

Другие законы, другие правила игры.

Иногда в такой концентрации, что идол становился недоступен для обычных и магических воздействий, выходя за очерченные Вечным Странником пределы бытия. В частности, Жжёный Покляпец, кошмар магов, уничтоженный великим Нихоном Седовласцем, говорят, начинался с мелкой кумирни в захолустье.

Идология псиреалий, которую часть авторитетов Высокой Науки полагала шарлатанством, а другая часть – панацеей, изучала намоленность и свойства ее обратной связи с реальностью. Результаты оставляли желать лучшего, да и закон охранял объекты поклонения от посягательств чародеев – иначе ученые мужи разобрали бы всех кумиров по досточкам, по камешкам.

Но кое-что удалось выяснить.

Именно нежная сердцевина идола – мечта всегда нежна! – удерживала намоленность в рамках, позволяя расширять ореол вторичного воздействия лишь в ограниченных, безопасных масштабах. Самая широкая сфера влияния искусственно созданных псиреалий на действительность наблюдалась в божнице Дерриха Чадолюбца. Бездетные просители так намолили Дерриха своими истерическими просьбами, что прирост населения в окружающем божницу городе крыл обычный уровень рождаемости по стране, как бык – овцу. Зачинали глубокие старухи, старцы приставали к снохам и золовкам; девицы теряли невинность раньше, чем узнавали, как это называется; зрелые горожане с утра до ночи предавались семейным утехам, а с ночи до утра толпами валили в бордели, доводя себя до полного измождения. Бабки-повитухи и лекари-амурологи трудились, не покладая рук. Но за городскими стенами «эффект Дерриха» начинал быстро рассеиваться и уже в окрестных деревнях сходил на нет.

Ряд теоретиков – в том числе корифей идологии Мартин Люрцик, декан факультета интенсивного экзорцизма, и артефактолог Редрик Фишер, владелец знаменитой коллекции в Цюнихе – рассматривал и гипотетическую возможность гибели сердцевины объекта поклонения при сохранении самого поклонения и, соответственно, высокого уровня намоленности. Упрощая, это можно было сравнить с дрейгуром-чародеем. К счастью, пример выходил не вполне корректным: поднятый мертвец, будь он при жизни самим Нихоном, не обладал более запасами свободной маны и не мог ее концентрировать в «карманах», как делал при жизни. Этот природный ограничитель был описан в статье «Мертвые не колдуют» за авторством Наамы Шавази, при участии Эфраима Клофелинга. Там же рассматривалось и единственное исключение из правила: «Тавро Ревитала», на которое способны некроты Пятого Круга, но не более, чем на сутки-двое…

Даже в теории мертвец-волшебник выглядел, мягко говоря, непривлекательно.

Что тогда говорить о мертвом, но активном идоле?!

Теоретики предполагали худшее, ссылаясь на Жжёный Покляпец. Первая фаза: полный либо частичный выход кумира в недоступные измерения псевдо-реальности. Вторая фаза: перерождение намоленности в злокачественную. Третья фаза: проникновение транспортных метастазов в реальность истинную и формирование новых очагов заражения. Четвертая фаза: поражение ряда важных «органов бытия» (термин ввел Мартин Люрцик) и апокалиптическая перестройка мироздания.

О пятой фазе даже не заикались.

– Что вы предлагаете? – спросила Анри. – Оставить все, как есть?

– Обижаете, сударыня…

Фрося медленно, словно у него заржавели колени, присел на край веранды, прямо на пол, рядом со стобиком перил. Ногтем гросс яростно чесал кончик носа. К выпивке, вспомнила вигилла толкование приметы. От кончика некромант перешел к крыльям, затем ноготь поднялся к переносице. Складывалось впечатление, что зуд распространяется по морщинистому лицу старца со скоростью лесного пожара.

Наверное, последствия работы с медальоном.

– Сейчас, на скорую руку, я не хотел бы принимать опрометчивых решений. Поэтому предлагаю вернуть медальон нашему другу Аспиду, после чего вы, сударь, удалитесь в Майорат. Квесторы в их нынешнем состоянии вряд ли смогут продолжить квест, а об успешном завершении и воцарении Белого Голубя не идет и речи. Тем более, что господин барон их арестует, а арестанты в квесты не ходят.

– Что дальше? – без особого энтузиазма осведомился пульпидор.

– Дальше? Полагаю, капитул Ордена Зари завизирует убедительную победу темных идеалов, поставит себе в заслугу спасение цивилизации… гм-м… – Фрося хмыкнул с убийственной иронией. – До спасения нам далеко, но капитулу об этом знать не обязательно. Главное: ваш срок правления, мой милый Аспид, продлится на четыре года. А вы, не в службу, а в дружбу, пользуясь властью, обеспечите мне и ряду моих коллег прямой доступ к медальону. Совместными усилиями, тщательно изучив сложившуюся ситуацию…

– Я не вернусь в Майорат.

– Перестаньте капризничать! Речь идет не о вашем желании. Мы говорим о вещах куда более серьезных, нежели причуды молодого человека!

– Я не вернусь в Майорат.

– Может, белые будут сговорчивей? – вмешался деловитый и, как всегда, предприимчивый барон. – Если мы передадим медальон им, обеспечив проникновение на территорию Майората и дальнейшую победу, будущий Белый Голубь… Я имею в виду, мой племянник… он даст согласие на доступ к реликвии…

Поймав ненавидящий взгляд горбуна, барон осекся и замолчал.

– Беру свои слова назад, – спустя минуту сообщил он. – Если мой племянник ночью кидается на любимого дядю с ножом… да и вы, Рене… Извините. Я иногда бываю слишком прямолинеен. Служба. Еще раз извините.