Яд утконоса вызывает нестерпимую боль, которую пострадавшие описывают как «парализующую», «невыносимую» и «жесточайшую»; она сохраняется, постепенно ослабевая, на протяжении нескольких суток. Помножьте это описание на необходимость защищаться от рептилий, намного превосходящих человека массой, и легко станет возможным предположить, что такой яд может вызвать смерть от болевого шока.

Но до чего несуразная рыбина…

А этот эпизод невозможно было бы написать еще год тому назад. «Несуразная рыбина» носит имя Bonnerichthys, и, хотя ее саму описали лишь недавно, ее родственники – пахикормиды – известны давно для ископаемых слоев с конца триаса и до самого рубежа мезозоя и палеозоя. К этой группе лучеперых костистых рыб относится самая большая известная науке лучеперая костистая рыба: Leedsichthys, достигавший в длину, по некоторым оценкам, 22 метров. В таком случае лидсихт был вдвое длиннее китовой акулы и приближался по размерам к голубому киту, хотя эта оценка, кажется, завышена. Но с ним экспедиции столкнуться никак не удастся: этот вид существовал на 50 млн лет раньше, в середине юрского периода. Боннерихт был существенно мельче: 6–7 метров в длину, зато и жил гораздо позднее: примерно 85 млн лет назад, или через 15 млн лет после описываемого периода. Во всяком случае, если выброшенная на берег особь и не относится конкретно к этому роду, исследователи имеют дело с пахикормидой.

Остатки пахикормид, в том числе лидсихта, были известны уже в XIX веке. Однако лишь с открытием боннерихта ученым стало ясно, с чем они имеют дело. До этого образ жизни пахикормид оставался загадкой. Предполагали, что жесткий ростр помогал им охотиться на манер рыбы-меч или марлина. Все оказалось проще. Великаны мезозойского моря, как и великаны нынешнего – усатые киты, – питались планктоном, фильтруя его сквозь жабры. Неудивительно, что при такой манере питания голова была непропорционально крупной в сравнении с туловищем, а жаберные кости – огромными в сравнении с костями тела. Раскрытая пасть рыбы образовывала жесткую воронку, процеживая морскую воду. Отброшенный на жаберное сито планктон отправлялся в глотку. Безобидные гиганты не конкурировали за добычу с многочисленными океанскими хищниками, но, кажется, сами служили им добычей: на костях и плавниках лидсихта находили следы зубов, в том числе довольно мелких морских крокодилов. Похоже, что те отрывали куски мяса у живой добычи и оставляли ее заращивать раны, хотя это лишь предположение.

За пол-аршина от свисавшей с камня полы шинели перебирало передними лапками насекомое невыносимо омерзительного вида.

Не все знают, что богомолы произошли от тараканов. В янтаре мелового периода из Мьянмы сохранился причудливый полутаракан-полубогомол Raphidiomimula burmitica, будто составленный из частей разных насекомых: почти богомольи передние лапы приросли к тараканьему телу. Это существо очень похоже на то, с которым столкнулись Обручев и Никольский, хотя бирманский янтарь несколько старше (он датируется альбской эпохой) и откладывался на другом континенте.

В развилке угнездилось невообразимое существо, поглядывая на людей живыми черными глазками.

Это существо будет съедено слишком быстро, чтобы ученые смогли подробнее его разглядеть, поэтому авторы решили, что в этом месте им сойдет с рук изрядный анахронизм. Птицеподобная рептилия списана с жившего задолго до сеноманского периода Epidexipteryx hui – одного из самых мелких известных науке динозавров. Мы уже упоминали о них, когда речь шла о перьях стимфалид. Семейство скансориоптеригид, к которому принадлежал эпидексиптерикс, находится по систематике где-то между рапторами и птицами и, как обе эти группы, имело перьевой покров. Настоящими маховыми перьями эти существа не обзавелись, зато на коротком хвосте эпидексиптерикса красовались четыре пера, аналогов которым в нынешнем животном мире нет: их опахала состояли не из отдельных бородок, а являли собой сплошные кератиновые ленты, идущие вдоль стержня.

Возраст формации Даохугоу, в которой обнаружены все три известных вида скансориоптеригид, остается неопределенным, но, по всей видимости, она непосредственно предшествует формациям, сохранившим цзихольскую биоту, о которой речь еще пойдет впереди. В таком случае ее возраст – несколько более 120 млн лет.

Размерами эпидексиптерикс не мог похвастаться: в длину он имел 25 сантиметров и весил чуть более 150 граммов. Строение скелета подсказывает, что этот динозаврик приспособлен был к жизни в древесных кронах – возможно, хорошо прыгал с ветки на ветку, но летать не мог. А судя по тому, что из всего семейства эпидексиптерикс – единственный вид, известный по взрослой особи, в то время как остальные описаны исключительно по окаменелостям детенышей, можно предположить, что большинство его сородичей кончали жизнь примерно так, как описано в этой сцене…

У него было четыре крыла.

Позднее Мушкетов познакомится с этим существом гораздо ближе. Речь идет о мелком динозавре Microraptor zhaoianus.

В нашем бестиарии авторы уже несколько раз напоминали, что представления палеонтологов о фаунах прошлых эпох сильно зависят от того, насколько доступны ученым соответствующие остатки. До того как началось внимательное изучение китайских меловых отложений (история раскопок в Китае по справедливости заслуживает отдельного рассказа), мало кто догадывался, насколько прихотлива и разнообразна эволюционная история птиц и насколько странные формы возникали в ее ходе.

Кажется, будто все важнейшие изменения в ходе эволюции позвоночных совершались под внешним давлением, будто неведомая сила заставляла не один вид, а целые группы родственных существ вырабатывать элемент за элементом целый комплекс признаков, который мы привыкли считать определяющим для группы более совершенной. Так происходил переход от рыб к амфибиям («тетраподизация»), от амфибий к рептилиям («амниотизация»), от звероящеров к млекопитающим («тероподизация»). Тем же способом динозавры по капле выдавили из себя пернатых. Но прежде чем сформировалась клада настоящих птиц, их признаки вырабатывались постепенно у целой группы теропод, причем подчас параллельно и независимо. На протяжении всего мелового периода существовали одновременно две группы – настоящие птицы и энантиорнитиды, – развившие сходный набор признаков разными способами, вплоть до того, что у них, с одной стороны, кардинально отличается устройство плечевого сустава, критически важного для полета, а с другой – независимо появился такой важный элемент, как алула или крылышко, пучок перьев на большом пальце крыла, который служит для маневрирования. И в то же самое время продолжали существовать более примитивные протоптицы, и боковые ветви эволюционного дерева вроде гесперорнисов, и существа, вообще не относящиеся к птицам, но уже наделенные определенными их чертами. К последним и относится микрораптор.

Теперь мы знаем, что появление перьев у некоторой группы хищных динозавров предшествовало полету. Известно несколько видов динозавров, без сомнения наделенных перьевым покровом, но лишенных даже намека на крылья. У микрораптора, однако, дело обстоит противоположным образом: крыльев у него даже слишком много. Кроме маховых перьев на передних лапах-крыльях, это странное существо обладало подобным же оперением на задних. Между тем это некрупное существо (самый большой известный скелет микрораптора имеет 83 сантиметра в длину, включая длинный хвост; вес ящера не превышал килограмма, а размах передних крыльев – одного метра) не только не относилось к протоптицам – это был несомненный дромеозавр, родственник дейнонихов и велоцирапторов.