Хоакину оставалось лишь работать с обыкновенным стеклом. Однако по природе своей он был человеком, не поддающимся власти обстоятельств, – он заимел привычку и стекло называть бериллом...

Целых два года он обрабатывал только вазы и бокалы, а потом начал шлифовать линзы. Это были кружочки из стекла, которые некоторые пожилые люди держали перед глазами. Некоторое время спустя Хоакин начал продавать эти линзы тайком, и довольно успешно: впервые за долгие годы учебы у него появились свои деньги.

Через несколько месяцев он уже шлифовал стекло с немалым искусством, из-под его рук выходили линзы с самой разной кривизной. Он мог таким образом помочь разным людям, которые плохо видели. Впрочем, ни его мастер, ни друзья-товарищи по гранильному цеху никакого интереса к такой работе не проявляли.

А потом, когда время его ученичества уже подходило к концу, произошло нечто, изменившее всю его последующую жизнь. Учителя его хватил удар, и Хоакин ни с того ни с сего опять оказался на улице. Будучи испанцем, оказавшимся в одиночестве во враждебной ему стране, без работы и без одной руки, Хоакин решил, что ему не остается ничего иного, как вернуться в родные края. Однако, прежде чем отправиться в путь, он, восстанавливая, как говорится, справедливость, запасся немалым числом самых разных линз.

Эти стеклянные кружочки он носил при себе, как и приспособление для шлифовки. Последнее нужно было ему и для обработки камней, когда это имело смысл из-за их цвета или структуры. То и другое, линзы и камни, Хоакин с переменным успехом продавал по дороге на юг.

– Щик-щик – и руки, в которой ты держал мещ, нет! Нищего, левое щупалыце у тебя еще есть! – просипел кто-то за спиной Хоакина.

Этот голос принадлежал тщедушному горбуну в облачении небесно-голубого цвета. Глазки этого человека блестели, когда он без спроса подсел к его столу и аккуратно поставил на стол небольшой ящик красного цвета, который висел у него на ремне через плечо.

– У тебя найдется, щем глаза залить? – карлик неожиданно протянул руку с чашкой, жадно поглядывая на кувшин с вином.

Шлифовальщик стекол откинулся на спинку стула. Этот занятный тип был не первым чудаком, которого ему довелось встретить во время своих странствий. Он еще раз взглянул на карлика: маленький, чтобы не сказать крохотный, горбатый, уродливый, кривоногий, с рыбьими губками, да еще сыпет воровским жаргоном. «Почему этот недоросток так странно говорит?» – спросил себя Хоакин. По опыту шлифовальщик знал, что тому могло быть лишь два объяснения: либо малыш хочет показать, что он свой, либо собирается его одурачить. «Ну, погоди, дружок! – подумал он. Сейчас мы выведем тебя на чистую воду! Сначала я сделаю вид, будто не догадываюсь, что к чему. А там посмотрим...»

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.

– Я нащщет того, не плеснул бы ты мне винишка, приятель? – пропел карлик фальцетом и нахально сунул свою чашку под нос Хоакину.

– Ты не то пятый, не то шестой человек, который не прочь выпить за мой счет, – невозмутимо ответил Хоакин. Карлик не мог это проверить, потому что только-только появился в таверне. – Если так пойдет дальше, мне придется угощать всю таверну.

– Та-та-та! Твой ушастый еще полный!

– Ушастый?

– Ну, кувшин с вином, деревенщина!

– И что с того, что я из деревни? – Хоакин демонстративно оттянул подвязку штанов и надул живот. – У меня брюхо болит, вино для меня все равно что лекарство.

– Занудило, да? Тогда тебе пора на горшок, не то наложишь кущу прямо под себя.

– Скажешь тоже! И вообще, что-то у меня там, в брюхе, морозит, и теплое вино в самый раз будет. – Шлифовальщику стекол было любопытно, что на это ответит карлик.

– Ерунда! Когда урщит курсак, надо попробовать утихомирить его теплым шаром. – Карлик начал рыться в деревянном ящичке, достал из него несколько пузырьков с лекарствами и маленький шарообразный предмет.

– Что это такое? – Хоакин недоверчиво поглядывал на шарик. Цвета он был белесого, а поверхность его сильно напоминала пористую кожу.

– Никак в толк не возьмешь? Это «греющий шар», тебе надо проглотить его – и твой котел сразу разогреется.

– Какой еще котел?

– Ну, в брюхе потеплеет, соломенные твои мозги! Когда что внутри скрипит, нет нищего луще моих «греющих шаров». Всего по реалу за штущку, – голос карлика сделался приторно-сладким, – и он твой.

– Дай-ка сюда, – Хоакин взял у него из рук чудодейственное средство. Оно оказалось на удивление тяжелым. Шлифовальщик стекол принюхался к нему и наморщил нос. От этой штуковины исходил омерзительный запах гнилого мяса. И почему-то кожи. Шарик оказался обтянут куриной кожей. А что там внутри, черт его знает!

– Оставь эту дрянь при себе, козел! – нарочито громко сказал Хоакин. Он нарочно назвал карлика оскорбительным жаргонным словом, потому что не сомневался больше, что тот хотел его надуть.

– Ще-ще? Стал бы я метить крапом!

– Не свисти, рыбья душонка! К монетам моим принюхиваешься? Надуть вздумал? Проваливай, кому говорю! – Хоакин был из тех, кто за словом в карман не полезет. По опыту он знал, что язык не последнее из средств, ведущих прямо к цели, даже если он сгодится только на то, чтобы выклянчить у хозяина таверны тарелку супа бесплатно. Именно поэтому он и завел баланду об утерянной в бою руке, и, не появись этот карлик и не помешай он Хоакину, сейчас либо сам хозяин, либо кто-нибудь из гостей угостили бы шлифовальщика.

Карлик вытаращился на него, губки шлепали, как у головастика, пока он подыскивал слова. Но вот его маленькие глазки расширились от страха.

– Вот он, горбатая скотина! – вошедшие в таверну трое парней увидели карлика и сразу бросились к нему.

– Помогите! – завопил горбун что было сил. Он попытался спрятаться за широкой спиной Хоакина, но один из троих непрошенных гостей подскочил к карлику, схватил за грудки и поднял в воздух, как куклу, а потом отшвырнул к стене.

– Эй, парни, чего пристали? Этот малыш вам ничего не сделал! – воскликнул шлифовальщик стекол, оправившись от испуга.

– Ну да, как же! Это рыбье рыло чуть не отравило одного из нас своим «греющим шаром», – ответил ему один из парней. Двое других между тем застыли справа и слева от карлика, прижимая его руки к стене. Человечек висел теперь, как распятый Христос на кресте. – И не вмешивайся, если не хочешь неприятностей!

– Ладно, ладно, приятели, – Хоакин смекнул, что своя рубашка ближе к телу.

Первый парень отступил на шаг, размахнулся и ударил карлика в лицо. Тот взвизгнул.

– Дай ему, Тахо! – закричали оба других.

Первый снова примерился, на секунду замер, наслаждаясь своим превосходством, и, крякнув, ударил. Маленький человечек дернулся, как лягушка, но вырваться из сильных рук не мог.