Отражение войск хана Ахмата под Алексином летом 1472 года, по-видимому, позволило Ивану III отказаться от выплаты ордынской дани. Точных данных по этому вопросу нет. Сведения источников туманны, а мнения историков противоречивы (90, 76).

Успешное противостояние Большой Орде и Литве становилось возможным для Ивана III лишь при условии союза с Крымом. На это и были направлены усилия московской дипломатии. С помощью щедрых подарков Иван привлек на свою сторону нескольких влиятельных крымских «князей». Они побудили к сближению с Москвой и самого хана Менгли-Гирея — одного из десяти сыновей умершего в 1466 году первого крымского хана Хаджи-Гирея.

Крымское ханство по многим причинам склонно было к почти непрерывной войне с Литвой и, соответственно, к союзным отношениям с Москвой. Для крымских татар, основная масса которых занималась кочевым скотоводством, набеги на земли соседних земледельческих христианских государств были основным источником обогащения. Главной добычей становились пленные. Их татары затем продавали через торговые города крымского побережья, прежде всего Кафу (современную Феодосию), о которой один литовский автор середины XVI века говорил, что это «не город, а поглотитель крови нашей» (8, 73). Южная часть Великого княжества Литовского (а также Молдавия) являлась ближайшей к Крыму территорией, где имелось многочисленное и к тому же довольно слабо защищенное сельское население. Сюда в течение нескольких столетий и были нацелены опустошительные рейды крымской конницы. Что касается владений великого князя Московского, то они, во-первых, находились гораздо дальше от Крыма, чем литовские земли, а во-вторых, были прикрыты сильной оборонительной линией вдоль Оки, над усовершенствованием которой работали все московские правители начиная с Ивана III. В результате набеги крымских татар на Московию случались довольно редко и еще реже завершались полным успехом. (В XVI столетии, например, им лишь трижды удавалось прорваться во внутренние районы страны — в 1521, 1571 и 1591 годах. Позднее таких прорывов вообще не случалось.)

Зимой 1473/74 года «прииде посол к великому князю от царя Крымъского Менли Гирея Ачигереева сына (Хаджи-Гиреева. — Н. Б.) именем Азибаба, а прислал к великому князю с любовью и з братьством. Князь великы почтив того посла и отпусти его тако же с любовью к его ему государю, а с ним же вместе отпустил своего посла ко царю Менли Герею Микиту Беклемишева, тако же с любовью и з братьством, марта 31» (31, 301).

Миссия Ази-Бабы носила характер дипломатического зондажа. Он имел при себе лишь верительную грамоту от хана, а все прочее излагал устно. Такой подход настораживал Ивана: при необходимости Менгли-Гирей всегда мог сослаться на то, что посол в том или ином вопросе исказил ханские слова. Впрочем, помимо заверений Ази-Бабы Иван получил и сообщения от дружественно настроенных по отношению к Москве крымских «князей» Именека и Авдула. Они уверяли великого князя в том, что хан действительно хочет иметь с ним прочный союз. И все же Москва предпочитала иметь с Крымом полноценный письменный договор о дружбе и взаимопомощи, скрепленный «шертью» — мусульманской клятвой. С этой целью и был отправлен к Менгли-Гирею опытный в восточных делах московский дипломат Никита Беклемишев.

Отъезд Беклемишева (вместе с Ази-Бабой) в Крым состоялся 31 марта 1474 года. Государь придавал огромное значение миссии Беклемишева. Дружба с крымским ханом открывала перед Москвой далекие горизонты. Имея такого союзника, можно было дерзать на многое.

31 марта в Москве вспоминали «прародителя» — князя Ивана Даниловича Калиту, умершего 31 марта 1340 года. Теперь Ивану III нужна была вся мудрость и вся хитрость знаменитого предка, чтобы закрепить наметившийся союз с одними татарами против других. Добиваясь прочного союза с Менгли-Гиреем, великий князь при этом хотел уклониться от обязательства выплачивать Крыму регулярную дань в виде «поминков» (подарков) хану и его вельможам. Кроме того, Иван не хотел, чтобы его союз с Менгли-Гиреем имел откровенно враждебный характер по отношению к Большой Орде и Литве. Москва искала таких дипломатических формул, которые оставляли бы ей определенную свободу маневра. Учитывая сложность поставленных задач и их чрезвычайную важность для будущего Москвы, Иван в инструкции послу Беклемишеву подробно оговаривает все возможные «подводные камни» на переговорах. Послу велено быть уступчивым, не жалеть соболей для «поминков» влиятельным людям при ханском дворе, но при этом добиваться утверждения ханом того текста договора, который был подготовлен в Москве. На случай осложнений были составлены три варианта договора с разной степенью конкретности формулировок. Однако в каждом из них московский князь именуется «братом» крымского хана, то есть равным ему по статусу, независимым правителем. Впрочем, в интересах дела (а может быть, и в силу двухвековой традиции) Иван использовал в обращении к хану несколько приниженные выражения. Он «бьет челом» крымскому правителю, благодарит его за его «царево жалование», а себя скромно именует «великим князем Иваном» (10, 1). Лишь со временем Иван сумел взять более твердый тон в заочном разговоре с Менгли-Гиреем, стал называть его уже не «вольным царем» (как величали ханов Золотой Орды), а «вольным человеком».

Помимо собственно крымских дел Беклемишев должен был, пользуясь случаем, решить некоторые вопросы в отношениях Москвы с Кафой. Тамошние купцы ограбили московских купцов в отместку за разграбление татарами касимовского «царевича» Даньяра (служившего Ивану III) их торгового каравана в Диком поле. Иван требовал вернуть отнятые у москвичей товары, ссылаясь на то, что грабеж в степи был произведен какими-то не подвластными ему «казаками».

Наконец, Беклемишев должен был объясниться с неким богачом-иудеем из Кафы по имени Кокос (10, 50). Тот способствовал освобождению из татарского плена семи московских служилых людей, но за эту услугу требовал от Ивана уплаты какой-то фантастической суммы, которую якобы выложил за пленников их хозяину. Иван через посла передал Кокосу, что он лично выяснял у бывших пленников все обстоятельства дела и установил, что никаких денег за них уплачено не было. Помимо этого Беклемишеву также предписано было передать Кокосу одно специфическое указание. «Молвити ему Кокосу от великого князя о том: коли будет ему к великому князю грамота послати о каких делех, и он бы жидовским письмом грамот не писал, а писал бы грамоты русским письмом, или бесерменским» (10, 8). (Денежные домогательства Кокоса не испортили его доверительных отношений с Иваном III. Год спустя великий князь поручил ему выступать в роли посредника на переговорах о женитьбе своего сына Ивана на дочери мангуптского князя Исайки. А в 1484 году Иван поручил все тому же Кокосу приобрести для него «лалы да яхонты да зерна жемчюжные великие» (10, 12).)

Уже отпустив Беклемишева, Иван продолжал размышлять над крымской темой. Спустя день-два он послал вслед посольскому каравану гонца с какими-то дополнительными указаниями (10, 4).

Переговоры с Крымом продолжались и в 1475 году. В ответ на посольство Беклемишева Менгли-Гирей прислал в Москву с текстом союзного договора своего посла мурзу Довлетека. Иван III не был вполне удовлетворен тем вариантом договора, который привел мурза. В нем хан декларировал союз с Москвой против Волжской Орды, но уклонялся от «дружбы» против Литвы. Между тем условие это было для Ивана не менее важным, чем первое. Для достижения желательной схемы договора переговоры следовало продолжить. В четверг 23 марта в Крым отправилось из Москвы новое посольство во главе с боярином Алексеем Ивановичем Старковым (10, 9).