Скиталец откликнулся не сразу.

— Хорошо, — промолвил он. — Но я ничего не обещаю. Слышишь? Я ничего не обещаю.

Так он оказался, с Тарасмундом и другими, во главе многочисленного отряда.

Эрманарих не имел постоянного места проживания. Вместе со своими дружинниками, советниками и слугами он ездил от дворца ко дворцу. Молва уверяла, что после убийства племянников он направился в пристанище, которое находилось в трех днях пути от Хеорота.

Те три дня весельем не отличались. Укрывший землю снег хрустел под копытами коней. Небо было низким и пепельно-серым, а сырой воздух застыл в неподвижности. Дома под соломенными крышами, голые деревья, непроглядный мрак ельников, — разговоров было мало, а песен не слышалось вообще, даже вечерами у костров.

Но когда отряд приблизился к цели, Тарасмунд протрубил в рог и всадники пустили коней в галоп.

Под топот копыт и конское ржание тойринги въехали во двор королевского пристанища. Их встретили дружинники Эрманариха, вряд ли уступавшие им числом; они выстроились перед дворцом и наставили на незваных гостей копья.

— Мы хотим говорить с вашим хозяином! — крикнул Тарасмунд.

Это было намеренное оскорбление: вождь тойрингов приравнивал королевских дружинников к собакам или римлянам. Один из людей Эрманариха, покраснев от гнева, ответил:

— Всех мы не пропустим. Выберите нескольких, а остальные будут ждать тут.

— Согласны, — сказал Тарасмунд, отдавая приказ Лиудерису.

— Ладно, ладно, — громко пробормотал старый воин, — раз вы так перепугались. Но учтите, вам не поздоровится, если с нашими вождями случится что-нибудь этакое, вроде того, что произошло с племянниками короля.

— Мы пришли с миром, — торопливо вмешался Скиталец.

Он спешился следом за Тарасмундом и Рандваром. Их троих пропустили во дворец. Внутри воинов было еще больше, чем снаружи. Вопреки обычаю, все они были вооружены. У восточной стены залы, окруженный придворными, сидел Эрманарих.

Король был крупным мужчиной и держался с подобающим его сану величием. Черные кудри и борода «лопатой» обрамляли суровое лицо с резкими чертами.

Облачен он был в роскошные одежды из заморских крашеных тканей, отороченные мехом куницы и горностая. На запястьях Эрманариха сверкали тяжелые золотые браслеты, на челе переливался отраженным светом пламени золотой же обруч. В руке король сжимал кубок из граненого хрусталя, а на его пальцах поблескивали алые рубины.

Когда утомленные трехдневной скачкой, с головы до ног в грязи, путники приблизились к его трону, он смерил их свирепым взглядом и буркнул:

— Странные у тебя друзья, Тарасмунд.

— Ты знаешь их, — ответил вождь тойрингов, — и тебе известно, зачем мы пришли.

Костлявый человек с бледным лицом — вандал Сибихо — шепнул что-то на ухо королю. Эрманарих кивнул.

— Садитесь, — сказал он, — будем пить и есть.

— Нет, — возразил Тарасмунд, — мы не примем от тебя ни соли, ни вина, пока ты не помиришься с нами.

— Придержи-ка язык, ты!

Скиталец взмахнул копьем. В зале установилась тишина, только дрова в очагах как будто затрещали громче.

— Прояви свою мудрость, король, и выслушай его, — проговорил он. — Твоя земля истекает кровью. Промой рану, наложи на нее целебные травы, пока она не загноилась.

— Я не выношу насмешек, старик, — отозвался Эрманарих, глядя Скитальцу в глаза. — Пускай он думает, что говорит, и тогда я выслушаю его. Скажи мне в двух словах, Тарасмунд, что тебе нужно.

Тойринг словно получил пощечину. Он судорожно сглотнул, овладел собой и перечислил все свои требования.

— Я догадывался, что ты явишься с чем-нибудь подобным, — сказал Эрманарих. — Ведай же, что Эмбрика и Фритла понесли заслуженное наказание. Они лишили короля того, что принадлежало ему по праву. А воры и клятвопреступники у нас вне закона. Впрочем, мне жаль их. Я готов заплатить виру за их семьи и дома — после того как мне доставят сокровища.

— Что? — воскликнул Рандвар. — Да как ты смеешь, убийца?!

Королевские дружинники заворчали. Тарасмунд положил руку на плечо юноши и сказал, обращаясь к Эрманариху:

— Мы требуем двойной виры за то зло, которое ты учинил. Принять меньше нам не позволит честь. А что до сокровищ, их владельца изберет Большое Вече, и каким бы ни было его решение, все мы должны будем подчиниться ему.

— Я не собираюсь торговаться с тобой, — произнес ледяным тоном Эрманарих. — Согласен ты с моим предложением или нет, все одно — убирайся, пока не пожалел о своей дерзости!

Скиталец, выступив вперед, снова воздел копье над головой, призывая к молчанию. Лицо его пряталось в тени шляпы, складки синего плаща походили на два огромных крыла.

— Слушайте меня, — провозгласил он. — Боги справедливы. Они карают смертью тех, кто нарушает законы и глумится над беспомощными. Слушай меня, Эрманарих. Твой час близок. Слушай меня, если не хочешь потерять королевство!

По зале пронесся ропот. Воины боязливо переглядывались, делали в воздухе охранительные знаки, крепче стискивали древки копий и рукояти клинков. В дымном полумраке все-таки было видно, что у многих в глазах появился страх: ведь прорицал не кто иной, как Скиталец.

Потянув короля за рукав, Сибихо вновь что-то шепнул ему, и Эрманарих вновь кивнул. Протянув в сторону Скитальца указательный палец, он произнес так громко, что от стропил отразилось эхо:

— Бывали времена, старик, когда ты гостил в моем доме, а потому не пристало тебе угрожать мне. Вдобавок ты глуп, что бы ни болтали о тебе дети, женщины и выжившие из ума деды, — ты глуп, если думаешь запугать меня. Говорят, будто ты на деле — Водан. Ну и что? Я верю не в каких-то там богов, а только в собственную силу.

Он вскочил и выхватил из ножен меч.

— Давай сразимся в честном бою, старый плут! — крикнул он. — Ну? Сразись со мной один на один, и я разрублю пополам твое копье и пинками прогоню тебя прочь!

Скиталец не шелохнулся, лишь дрогнуло копье в его руке.

— На то нет воли Вирд, — прошептал он. — Но я предупреждаю тебя в последний раз: ради благополучия готов — помирись с теми, кого ты оскорбил.

— Я помирюсь с ними, если они того захотят, — усмехнулся Эрманарих. — Ты слышал меня, Тарасмунд. Что скажешь?

Тойринг огляделся. Рандвар напоминал затравленного собаками волка, Скиталец словно превратился в каменного идола, Сибихо нагло ухмылялся со своей скамьи.

— Я отказываюсь, — хрипло проговорил Тарасмунд.

— Тогда вон отсюда, вы все. Или ждете, чтобы вас вытолкали взашей?

Рандвар обнажил клинок, Тарасмунд потянулся за своим.