кавалер ордена». — «Я предпочитаю крест!»… Бравый гренадер стоял на своём, и ему с трудом втолковали, что звание рыцаря Империи включает в себя и крест Почётного легиона. Он успокоился только тогда, когда император приколол ему награду на грудь, чему он был рад гораздо больше, чем ренте в 1200 франков. Солдаты обожали императора за простое обращение. Но только главнокомандующий, одержавший многочисленные победы, мог позволить себе подобное, любому другому это только бы навредило.

Когда маршалу Ланну доложили, что всё готово к атаке, мы вернулись к Ратисбонну, а император снова поднялся на холм, откуда он мог наблюдать за штурмом. Вокруг него ожидали в молчании войска…

Наша артиллерия полностью разрушила дом у городской стены, его упавшие в ров останки образовали довольно значительную насыпь, но всё же на 8–9 футов ниже стены. Это означало, что надо будет ставить лестницы на развалины дома, чтобы добраться до верха укрепления. Лестницы понадобятся также для спуска с дороги в ров, так как с этой стороны подходящего спуска не было. Прибыв в дивизию Морана, укрывающуюся от огня за амбаром, маршал Ланн вызвал пятьдесят добровольцев, которые должны были пойти во главе колонны, поставить лестницы и первыми атаковать противника. Вызвалось гораздо большее количество человек, из которых и выбрали определённое маршалом число. Под командованием выбранных офицеров эти молодцы смело выступили вперёд. Но едва они вышли из-за прикрытия, как огненный шквал уложил почти всех на землю! Только нескольким удалось спуститься с дороги в ров, но там их достала пушка из флангового укрепления. Оставшиеся в живых, все в крови, вернулись к дивизии под защиту амбара…

Однако на новый призыв маршала Ланна и генерала Морана вышли пятьдесят новых добровольцев, взяли лестницы и направились ко рву. Но как только они оказались на дороге и враг их заметил, ещё более сильный шквальный огонь уложил вторую колонну почти полностью… Две неудачи охладили порыв солдат, и никто не двинулся, когда маршал снова призвал добровольцев! Он мог бы приказать одной или нескольким ротам идти на штурм, и они бы подчинились, но он прекрасно знал по опыту, какая огромная разница между тем, что солдат делает просто из послушания и что он может сделать в воинском порыве. Для опасной операции намного предпочтительнее добровольцы, чем просто солдаты, выполняющие приказ. Но напрасно маршал взывал к храбрейшим из храброй дивизии Морана, напрасно говорил, что на них смотрит сам император и вся Великая армия, ответом ему было гнетущее молчание, настолько все были убеждены, что выйти за стены амбара означало верную смерть под огнём неприятеля. Тогда неустрашимый Ланн воскликнул:

— Ну что же! Я вам сейчас покажу, что, прежде чем стать маршалом, я был гренадером и остаюсь им!

И, схватив лестницу, он чуть было действительно не бросился с ней к бреши. Его адъютанты преградили ему путь, но он сопротивлялся и негодовал! Тогда я позволил себе заметить:

— Господин маршал, вы ведь не хотите нашего бесчестья, а мы обесчестим себя, если вы получите хотя бы лёгкую рану, когда понесёте лестницу к укреплению, пока все ваши адъютанты ещё живы!..

И, несмотря на его сопротивление, я выхватил из его рук лестницу, положил её себе на плечо, а другой её конец взял де Вири. Наши товарищи тоже разбились на пары и разобрали лестницы.

Видя, как маршал Франции спорит со своими адъютантами за право первым пойти на приступ, по всей дивизии пронёсся восторженный крик! Офицеры и солдаты захотели идти во главе отряда. Требуя предоставить им эту честь, они отталкивали меня и моих товарищей, стараясь захватить штурмовые лестницы. Но если бы мы им уступили, всё это стало бы похоже на комедию, которую мы разыграли, чтобы вызвать ответный порыв: если вино откупорено, надо его пить, каким бы терпким оно ни оказалось! Маршал это понял и не препятствовал нам, хотя могло оказаться, что большая часть его штаба будет уничтожена, первой устремясь на штурм.

Я уже говорил, что все мои товарищи были отменными храбрецами, но им недоставало опыта, а ещё больше того, что называется военным чутьём. Обстоятельства были исключительными, и я без всякого смущения взял на себя командование этим небольшим отрядом. Никто этому не противился. За амбаром я организовал группу солдат, которая должна была следовать за нами. Неудачу двух первых попыток я связал с тем, что неосторожно было собирать солдат вместе. Во-первых, это облегчает задачу неприятелю: потерь несравненно больше, когда стреляют в массу людей, чем по отдельным солдатам. Во-вторых, когда наши гренадеры с лестницами действовали одной группой, они мешали друг другу и не могли передвигаться достаточно быстро, чтобы укрыться от огня австрийцев. И я решил, что сначала с первой лестницей побежим только я и де Вири, а на расстоянии двадцати шагов со второй лестницей за нами побегут другие, затем все будут действовать так же. Добежав до дороги, лестницы надо ставить в 5 футах одну от другой, чтобы не мешать друг другу. Спустившись в ров, надо оставить лестницы с чётными номерами у стены, чтобы солдаты могли пройти сразу за нами, а «нечётные» лестницы надо будет быстро приставить к бреши уже на расстоянии 1 фута друг от друга и из-за узости прохода в стене, и чтобы наверху укрепления оказаться вместе и противостоять осаждённым, которые попытаются нас сбросить вниз. Когда все указания были даны, маршал Ланн одобрил их и напутствовал нас: «Вперёд, мои храбрые ребята, Ратисбонн будет взят!»

По этому сигналу мы с де Вири устремились вперёд, перебежали через дорогу, опустили нашу лестницу в ров и спустились. Наши товарищи и пятьдесят гренадеров последовали за нами… Напрасно стреляла крепостная пушка, гремела канонада — снаряды и пули попадали в стволы деревьев и стены. Очень трудно целиться в отдельных людей, быстро передвигающихся на расстоянии двадцати шагов друг от друга. И вот мы во рву, и ни один человек из нашего маленького отряда даже не ранен! Мы взяли заранее определённые лестницы, на развалинах разрушенного дома приставили их к парапету и устремились на стену!

Я поднимался по первой лестнице, Лабедуайер взбирался по соседней, но он чувствовал, что она плохо стоит на обломках, и попросил меня дать ему руку для поддержки. Так мы вдвоём взобрались на укрепление на глазах у императора и всей армии, которая приветствовала нас восторженными криками! Через мгновение рядом с нами уже были де Вири и д’Альбукерке, а также другие адъютанты и пятьдесят гренадеров, а первый полк из дивизии Морана уже приближался ко