вовсе не знаменит делами и влиянием, а была элементарная взятка по чьему-то наущению, «под» кого-то, истинно авторитетного, и секретарь как раз по слабости своей исполнял роль передаточной инстанции. Все возможно!

Как быть тогда? Я вижу три выхода из положения. Первый: отказ от факта во имя сохранения темы и концепции. Это значит, надо набраться терпения и подождать (или поискать) другой фактический материал, подходящий к нашей концепции. Второй: переход на другую тему и концепцию с использованием данного факта. Перестраиваться следует на месте, и это плохо, но мы сами виноваты, потому что обязаны были, размышляя над фактом, предусмотреть несколько вариантов тем и концепций. Третий: остаться с выработанной концепцией, хотя фактический материал «не лезет» в ее рамки. В этом случае, столкнувшись с «мешающими деталями», не избегать их, а так и писать: я, мол, думал, что комсомол на заводе вырос, приобрел влияние и случившееся — издержка роста, и тогда перед нами встала бы проблема кадров, однако фактическая ситуация оказалась иной, но это не должно помешать нам сделать выводы, способные предотвратить или смягчить последствия грядущего явления. (Вот где, кстати, автор материала имел бы шанс подняться на уровень высокой, то есть настоящей, публицистики!)

Подведем итог. У нашей концепции, конечно, могут найтись оппоненты, но я не готов спорить с ними, потому что ставил перед собой совсем иную задачу: продемонстрировать  х о д  м ы с л е й  журналиста, размышляющего над фактом. При этом, чтобы не затягивать разговор, ограничился собственной интуицией, которая может оказаться либо ошибочной, либо недостаточной для решения вопроса по сути. В действительности, если бы мне пришлось заниматься этим делом, я бы прежде всего посоветовался со знающими людьми, посмотрел бы выводы социологов Горьковского политехнического института, которые исследовали в свое время проблему формального и неформального лидерства, нашел бы специальную литературу по вопросу о комсомольском авторитете и влиянии на общественную жизнь страны — короче говоря, набрался бы знаний, а затем либо отказался от концепции, либо упрочил ее настолько, что был бы готов ввязаться в спор с оппонентами. Однако разговор наш касается методологии журналистской работы, и потому не будем отвлекаться.

Варианты. «Прошу вас разобрать мое заявление по существу закона, — написал в редакцию старший лейтенант милиции М-дов, житель одного из городов средней полосы. — Мною выявлены грубые нарушения учебного заведения района, которые не соответствуют правилам воспитания подростков, в частности…» И далее М-дов сообщает, что директора нескольких школ города перевели в вечерние школы несовершеннолетних детей, что, естественно, незаконно. Кроме того, в письме сообщается, что в городе совершенно бездействует «базарком», то есть базарная комиссия, из-за чего происходят нарушения правил торговли, совершаются систематические хищения на стекольном заводе и ведется слабая воспитательная работа с молодежью, которая «идет на групповые преступления по ст. 117 УК РСФСР». Затем автор в нескольких словах рассказывает о себе: «Работаю участковым уполномоченным, являюсь отличником милиции, награжден двумя Почетными грамотами, радиоприемником «Нева», фотоаппаратом марки ФЭД-3 и два раза денежной премией, никаких взысканий не имею за все 24 года и 3 месяца службы в МВД СССР». И наконец, квинтэссенция письма: «Обо всех нарушениях я докладывал руководству, но тов. Ш-фов вызвал меня к себе и вместо того, чтобы принять меры и реагировать, стал угрожать: «Кто вы такой, чтобы вмешиваться?!» На основании изложенного тов. Ш-фов шантажирует меня и хочет избавиться. А на моем участке проживает 18 тыс. населения, работает более 50 тыс. рабочих, имеются школы, профтехучилища, больницы, фабрики и заводы».

Таково письмо, прямо скажу — безрадостное. Оно в наших руках, надо «реагировать». Так что же, в путь? Да, в путь по вариантам концепций и поворотов тем.

В а р и а н т  п е р в ы й. Совершенно неожиданно может возникнуть замысел написать о педагогической беспомощности учителей, в результате которой они вынуждены переводить несовершеннолетних учеников в вечерние школы, не умея с ними справиться и сознательно идя на обман с их трудоустройством (работа — непременное условие учебы в «вечерке»).

Если из письма М-дова выделить именно эту тему, необходимо получить ответы на следующие вопросы.

Почему беспомощны педагоги? Это результат их конкретной профессиональной непригодности? Или особенной запущенности детей? Или следствие «процентомании», пока еще торжествующей в наших школах? Или причина в слабости педагогической науки вообще? Какой тип педагога способен сознательно идти на «липу» с трудоустройством несовершеннолетних, не считаясь с нравственными издержками явления, отражающимися и на детях, и на взрослых? Впрочем, может быть, само избавление школы от трудновоспитуемых подростков справедливо, только делать это надо без обмана, на законных основаниях? И т. д.

Возможен такой подход к письму М-дова? Да, возможен. Но есть несколько «против», в которых следует разобраться.

Во-первых, автор письма оказывается как бы за пределами проблемы, он не нужен журналисту, не интересен ему и «вылетает» из будущего материала. Стало быть, М-дов превращается в «наводчика» — человека, давшего адрес, и это не вполне этично по отношению к автору письма, который просит у газеты помощи.

Во-вторых, тема, связанная с педагогической беспомощностью, нам давно известна, не нова, не является открытием. Следовательно, надо хорошенько подумать, актуальна ли она именно сегодня, политична ли? И наконец, стоит ли за нее браться на материалах, сообщенных М-довым? То есть адрес-то есть, а писать нужно ли? Не рано? Или уже поздно? Обращаю внимание на то, что сама прикидка возможности газетного выступления уже есть процесс выработки концепции, ее «нулевой цикл», ее первый этап.

Итак, не рано ли писать? Сам факт перевода детей в вечерние школы, возможно, и есть результат профессиональной беспомощности педагогов. Но у беспомощности много объективных причин, среди которых — массовость профессии, которая решительно отражается на уровне учителей, что еще усугубляется недостаточно квалифицированным преподаванием в вузах. Практически отсутствует наука о воспитании, все еще идет война среди ученых по поводу идей Сухомлинского, Шаталова, Иванова, Шапиро, Ильина и других педагогов.

Короче говоря, не угробим ли мы тему, взяв ее не с того конца — не с причины, а со следствия? А если уж браться, то надо обнажать всю проблему, главные «хранители» которой не две или три провинциальные школы, а Академия педагогических наук, Министерство просвещения и соответствующие научно-исследовательские институты. Если уж браться, то не время ли ставить вопрос о реформе образования вообще? Факт, сообщенный в письме, — всего лишь иллюстрация к широкой постановке темы, и иллюстрация довольно туманная, не характерная, излишне «периферийная». Возможно, факт и надо сохранить на всякий случай, проверив его с помощью элементарного телефонного звонка или «попутно», но специально ехать в командировку только во имя проверки нет смысла, тем более что мы теряем на этом «повороте темы» автора письма М-дова.

Вывод: даем отставку первому варианту как основному.

В а р и а н т  в т о р о й.