Ферн подорвалась со стула и, опрокинув его, бросилась бежать. Не собираясь давать ей фору, Паук встал на дыбы и, издав душераздирающий вой, сиганул через весь стол следом. Однако я остановила их обоих: одной рукой поймала Ферн в невидимую сеть, заставив запутаться в собственных ногах и завалиться между зрительскими рядами, а другой выставила барьер, отгораживающий ее от Паука. Тот ударился о невидимую стену и, отброшенный назад к столу, вновь зашелся криком.

– Спокойно! – воскликнула я, держа руки вытянутыми, чтобы не позволить чарам соскользнуть. – Мы ведь договаривались. Я привезла тебе Фернаэль, а ты должен вернуть детей!

Паук заскребся об уплотненный воздух, облизываясь от вновь пробужденного голода, наседая на мои чары и силясь добраться до Ферн. Та лежала навзничь, парализованная, и стоило мне скрестить пальцы, как скрестились ее руки и ноги.

– Сучка! – завопила Ферн, найдя силы повернуть голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Медовые волосы упали ей на лоб, голубой ободок скатился, а серые глаза, как отражение моих, слезились и пылали. – Я тебе не прикорм, поняла меня?! Не смей!.. Пожалуйста…

Коул и Сэм вскочили следом, но не сдвинулись с места. Оба смотрели на меня, приоткрыв рты, и мне стоило величайших усилий проигнорировать это. Задыхаясь от необходимости концентрироваться сразу на двух заклятиях, я медленно обошла стол и очутилась к Пауку лицом к лицу по другую сторону барьера.

– Дети, – повторила я как можно мягче. – Где они? Скажи нам, и я отпущу Ферн. Ты же знаешь, я не вру.

Казалось, при виде Ферн те зачатки разума, что еще оставались у Паука от Тимоти Флетчера, окончательно атрофировались. Он мог лишь исходить слюнями, мысленно обгладывая ее кости, и рычать, преисполненный затаенной ненавистью. Должно быть, Ферн действительно допекла его своими приказами, раз он так быстро сдался: отпрянул от невидимой стены, переполз к одной из металлических конструкций под куполом и послушно дернул за рычаг.

– Забирай детей. Отдай Фернаэль!

Я запрокинула голову: там, под куполом, было закреплено несколько подъемников с канатными дорожками. Лишь когда рычажок сдвинулся и эти подъемники поехали вниз, я увидела, что это не что иное, как переоборудованные клетки. Из них не доносилось ни звука, но стоило клеткам повиснуть над землей, как я разглядела между прутьями чьи-то всклоченные черные волосы и несколько пар заплаканных глаз.

– Господи, – выдохнул Сэм, пряча «Глок» в кобуру, чтобы открыть клетки и освободить до смерти перепуганных малышей.

Моя метка под рукавом незаметно мигнула оранжевым: пора. Коул сунул руку в карман пальто и одним нажатием отправил сообщение, прежде чем кинуться на помощь Сэму: тот никак не мог сладить с замком. Паук не обращал на них никакого внимания, лишь метался вдоль барьера, перебегая с места на место в нетерпении, дожидаясь, когда он будет снят. Я знала, что не могу удерживать его вечно, но мне нужно было убедиться…

Наконец-то замок на клетках лязгнул, не выдержав напора детективов, и покатился по земле. На свет тут же показалась детская макушка, а затем еще одна и еще. Все как один в мокрых штанишках, расцарапанные и в запекшейся крови. Никто не говорил, даже не плакал: они только дрожали и цеплялись за руки Сэма и Коула, пока те вытаскивали их друг за другом. Одному было на вид лет семь, другому десять, третьему точно не больше пяти… А последний, лет восьми, и вовсе не мог ходить. Только всхлипывал, тихо зовя маму, но успокоился, как только Сэм поднял его и прижал к себе.

– Все хорошо, – попытался успокоить он мальчика, растирая сгорбленную спинку. – Сейчас я выведу вас отсюда. Эй, Коул, там еще один, кажется…

Коул послушно заглянул в соседнюю клетку, но тут же отшатнулся от нее, инстинктивно схватившись за свой навахон. Из клетки что-то выпало и загрохотало… То была куча костей с ошметками свисающего мяса – тоже ребенок, но без рук, без ног и, кажется, даже без головы.

– Простите, не удержались, – застрекотал Паук насмешливо, пожимая тем, что отдаленно напоминало его плечи. – Вы ехали слишком долго. Но четверо детишек ведь у вас, верно?.. Так отдай Фернаэль! Нам надоело ждать!

– Мне тоже надоело, – прошептала я и быстро окинула взглядом арену, ища хотя бы намек на золотое свечение Морган. Сэм уже подталкивал детей к выходу, заставляя их бежать по цепочке на улицу, а сам замыкал ее, держа на руках мальчика, бьющегося в истерике. Коул прикрывал их, обнажив навахон, и, когда дети уже миновали зрительские скамьи, я отпустила барьер.

И Ферн отпустила тоже.

– Беги! – крикнула я ей, а следом закричала еще громче: – Anweledig!

Рты Паука раскрылись так широко, что порвали щеки, а языки вывалились наружу. Он прыгнул, но рассек пальцами лишь пустоту вместо лежащей на земле Ферн. Чары невидимости сделали свое дело, а поднятый Пауком ворох песка с арены скрыл следы ее побега.

– Ты обещала нам! – завопил Паук, развернувшись ко мне и выпрямившись, а оттого почти задев головами потолок шатра. – Ты заключила сделку!

– Боюсь, ты что-то перепутал, – сказала я, шагнув к нему навстречу. – Верховная ведьма не заключает сделок с диббуками!

– Ах… Вот, значит, как. – Его голос, напоминающий жужжание насекомого, исказился. Я затаила дыхание, уловив в нем знакомый акцент, хриплый мужской голос, похожий на тот, что пел из проигрывателя. Этот голос был человеческим в той же мере, что и бесчеловечным – он принадлежал Анхелю. – Ты пожалеешь, маленькая ведьма!

С этими словами Паук перевернул одной клешней стол и, перелетев через меня, бросился к выходу. Но не для того, чтобы сбежать, нет. Коул взмахнул навахоном, пытаясь перехватить его, однако тварь, какой бы гигантской она ни была, оставалась удивительно проворной. Паук даже не заметил, что лезвие рассекло его брюхо – то быстро срослось, а сам Паук прорвался вперед и очутился за спиной Сэма.

– Кости-кости, леденцы!

Детский визг. Брызги крови. Трое ребятишек успели выскочить из шатра в тот момент, когда Сэм развернулся и вскинул «Глок» свободной рукой, защищая их. Но Паук точно знал, куда метит: метровые костлявые руки вцепились в плачущего мальчонку, что висел на шее Сэма, и притянули его к себе. Сэм принялся палить в безобразное многоликое чудище из пистолета, но удержать мальчика не сумел. Паук пронзил ребенка лезвиями, а затем две его центральные головы раскрыли рты широко-широко. Лезвия вновь дернулись, разрезая тельце пополам, и мальчик скрылся в обоих ртах сразу. По кусочкам.

Сэм так и застыл с протянутыми руками. По его лицу бежали кровь и слезы.

– Ням-ням, – проурчал Паук, потирая клешнями брюхо, на котором прибавилось еще одно кричащее лицо.

Тело сделалось ватным, но я действовала по инерции: вскинула руку с криком «Hordos!» и выкрутила мышцы твари в агонии. Но как прежде он уже не визжал. Даже не извивался. Только выл, стоя на месте, пока в конце концов не пересилил мое заклятие и не перестал его ощущать. Паук не просто питался детьми – он насыщался ими.