тем захватили в Успенском соборе патриарха и повели его на Красную площадь «на Лобное место и ведуще ругахуся ему всячески, биюще созади, инии песок и сор и смрад в лицо и на главу ему мещуще; а инии, за перси емлюще, трясаху зле его». Гермоген, не сочувствуя им, едва ушел от них на свой двор. Только князь В. В. Голицын, один из всех бояр, приехал к мятежникам на площадь; остальные бояре сидели по домам. Те же из них, которые были «в полках», то есть в подмосковном лагере на Ходынке, успели прийти на помощь к царю Василию «собрався», иначе говоря, с отрядами войска. Поэтому, когда мятежники с Красной площади пошли к царю Василию, чтоб «переменить» его, он уже имел возможность встретить их «мужественно и не убоявся от них убивства». Потерпев в Кремле неудачу, мятежники разбежались, и много их, «человек с триста», уехало в Тушино. Дневник Сапеги отметил это крупное московское происшествие и отнес его, по новому стилю, к 7 марта 1609 года, то есть к 25 февраля по московскому счету. Это число приходилось в 1609 году на Масленице на субботу, называемую в те времена сырною или сыропустною субботой. Именно про этот день толковал патриарх Гермоген в своих грамотах, обращенных к тушинцам. Он напоминал врагам царя Василия о неудаче, постигшей «в субботу сырную» восставших на царя. В одной из грамот патриарх увещевал тушинских мятежников добить челом царю Василию и обещал им, что они будут прощены, как и те, «которая ваша братья в субботу сыропустную восстали на него государя». В другой грамоте, писанной вообще ко всем, которые «отъехали изменив» из Москвы, патриарх рассказывает обстоятельства бунта 25 февраля. Восставшие объявили патриарху, что они встали на Шуйского за его тайные казни: «и топере де повели многих, нашу братию, сажать в воду, за то де мы стали», говорили они. «И учали (по словам патриарха) честь грамоту, писано ко всему миру из литовских полков от русских людей»; в этой грамоте тушинцы приглашали москвичей свергнуть Шуйского. Так из слов Гермогена обнаруживается важное обстоятельство, что движение князя Гагарина и его друзей было не без влияния тушинской агитации. Можно, кажется, указать на весьма вероятного заводчика этой смуты в лице известного Михаила Молчанова, который на другой же день после бунта выбежал вместе с князем Федором Мещерским из Москвы в лагерь Сапеги под Троицу. Большую мягкость, с какой Шуйский отнесся к мятежникам, можно считать указанием на то, что московское правительство видело в них легковерных жертв вражеской агитации. По уверению грамоты Гермогена, мятежники получили амнистию: царь «тем вины отдал»; действительно, даже князь Р. Гагарин, один из главных вожаков бунта, счел возможным не позднее мая того же 1609 года вернуться из «таборов» в Москву вместе с подобным ему «перелетом», московским служилым литвином Матьяшем Мизиновым[176]. Не успел Шуйский сладить с одним заговором, как созрел другой: «хотели Шуйского убить на Вербное воскресенье», 9 апреля, очевидно, в то время, когда он по обычаю должен был вести «осля» под патриархом. Заговор открылся по доносу В. Бутурлина. Боярин Иван Федорович Крюк-Колычев был сочтен главой заговорщиков, пытан и казнен на Красной площади, а сообщники его были посажены по тюрьмам. Однако, по слухам, не всех заговорщиков обличили: в мае 1609 года в Москве шли разговоры о том, что «бояре и дворяне и дети боярские и торговые люди», которые «были в заговоре» с Колычевым и уцелели, «тем же своим старым заговором умышляют и хотят его (царя Василия) убить на Вознесеньев день из самопала». Однако и в день Вознесения, 25 мая, Шуйский остался цел. Интересно, что московские люди все предполагаемые покушения произвести переворот приурочивали к праздничным дням, когда можно было ожидать скопления народных масс в храмах и церковных процессиях. На эти праздничные сборища возлагали свои надежды не одни московские заговорщики, но, кажется, и тушинские главари. Зная о волнениях в Москве на Масленице и о замыслах на Вербное воскресенье, они имели какие-то сведения и о том, что в Москве будет «замятия» на Николин день, 9 мая, потому, будто бы, что Шуйский, теснимый толпой голодающих, «у них упросил сроку до Николина дни». После Николина дня, принесшего тушинцам разочарование, они стали рассчитывать на Троицын и Духов дни, 4 и 5 июня, и в один из этих дней решились даже штурмовать «обоз» царя Василия и московские стены. Потерпев большую неудачу и потеряв много людей убитыми и пленными, «после того бою поляки и литва и русские изменники большими людьми не приходили на Москву»; но теперь они перенесли свои надежды на Петров день. Все эти расчеты на восстание против Шуйского праздничной толпы поддерживались тем обстоятельством, что весной и летом 1609 года Москва была отрезана от Коломны войсками тушинца Млоцкого и потому голодала: многие люди помирали голодной смертью; дров не было, жгли «опальные дворы»; стрельцам и пушкарям из казны не давали ни хлеба ни денег; «людие же на Москве в те поры быша в великой шатости, многие хотяше к Тушинскому вору идти». Подобные смуты, ослабевшие с первыми известиями об успехах Скопина и Ф. И. Шереметева, возобновились в Москве в конце 1609 и начале 1610 года, когда тушинцы делали последние попытки не допустить Скопина к Москве. Они снова осадили Коломну, взяли Красное село под Москвой, пытались зажечь стены Деревянного города в Москве и отняли у москвичей на время все дороги. В Москве в ту пору цена хлеба дошла до семи рублей за четверть, то есть стала в три с половиной раза выше обычных цен осадного времени и в 24 раза выше той указанной цены «за четь по 10 алтын», по которой казна рассчитывала служилым людям денежное жалованье за хлеб. В нужде и унынии московские люди впадали «во многое неверие» и думали, что им «лгут будто про князь Михаила» о скором его приходе к Москве. Всем «миром» снова приходили они в Кремль к царю Василию, «шумели» и начинали «мыслити опять к Тушинскому вору». В эту пору, в начале 1610 года, раздражением московской толпы против царя Василия стали пользоваться уже не воеводы Тушинского вора и не случайные компании москвичей, «шумевших» от голодов и тайного сажанья в воду, а люди большого влияния и большой политической ловкости. Они подготовляли падение царя Василия в то самое время, когда он светлыми пирами праздновал свое торжество над Вором и его поляками и готовился торжествовать над Сигизмундом[177].

Переходя теперь к самому факту низложения Шуйского, припомним вкратце политическое положение первых месяцев