— Что там смотреть! Воображение у вас есть? Мало в отделе фотографий материалов о таких лагерях!

Иетс повернулся к Трою: — Я думаю, мне удастся раздобыть там кое-какие сведения для нашего отдела. Полковник Девитт не станет возражать. У меня свой виллис, и мы с Бингом, действительно, сможем вам помочь.

— Я говорю совершенно серьезно! — заволновался Бинг. — Поверьте мне, лейтенант! Надо знать, что делалось в Германии последние годы, чтобы представить себе такой лагерь. На вашем месте я, ради собственного душевного спокойствия, не сунулся бы туда без крайней нужды. Совсем это не обязательно!

— Чего вы так кипятитесь? — рассердился Иетс. Почему не послушаться Бинга? Зачем ему понадобился этот лагерь «Паула»? Собирать материал для пропаганды — предлог, выдуманный только для Девитта. Тогда что же? Может быть, он ищет правду о войне, а лагерь «Паула» часть этой правды, и, по всей вероятности, самая страшная ее часть.

Трой решил их спор.

— Ну что ж, собирайтесь на свой страх и риск, — сказал он. — Может, мы нападем на след Петтингера. Ему самый раз быть там, где людей подвергают пыткам.

— У вас только одно на уме, — улыбнулся Иетс. — Но мы все равно отправимся с вами.

В комнату вошли Карен и Текс Майерс.

— Мы не опоздали, капитан? — спросила Карен и, увидев знакомое лицо, хотя оно и было в тени, весело добавила: — Хелло, сержант Бинг! Рада вас видеть живым и здоровым после Нормандии. И вас, лейтенант Иетс, хотя я знала, что вы живы, от вашего друга Уиллоуби.

Иетс кивнул ей. Она мало изменилась за это время. Серые глаза, когда-то взволновавшие его, смотрят по-прежнему равнодушно, лицо, которое иногда согревала теплая улыбка, по-прежнему не блистает красотой. Не изменилось и рукопожатие этой сильной, почти мужской руки — руки, прикосновение которой он почувствовал однажды у себя на лице… впрочем, вспоминать об этом нелепом случае ему не хотелось.

— Мир тесен, а война тем более, — с приветливой улыбкой сказал Иетс. Всегда приятно видеть человека, перенесшего вместе с тобой опасность. — Вы тоже собираетесь в лагерь «Паула»?

— Да, если капитан Трой найдет место для нас с Тексом.

Трой чувствовал себя лишним между этими старыми друзьями. Но теперь они вовлекли в разговор и его. — У меня все готово. Вы поедете с основной группой… — Трой только было собрался пуститься в подробное описание того, что он от них ждет, какие вещи они должны взять с собой, какие меры предосторожности соблюдать. Он так тщательно обдумал все это, и теперь, когда Карен прервала его на полуслове, ему стало досадно.

— А вы обратитесь со своими наставлениями к Тексу. Он в этом разбирается лучше меня. — Она круто повернулась и вышла из комнаты.

Текс Майерс подсел к Трою и сказал:

— Не обращайте на нее внимания. С ней всегда так — не знаешь, на что рассчитывать. Вы бы видели, как она отчитала Уиллоуби!

Трой ответил раздраженно:

— Я не хочу никаких осложнений. Операция и без того серьезная. И лишние потери мне тоже не нужны. Понятно?

— Она сама о себе позаботится, — сказал Иетс.

Солнце било Карен прямо в лицо. Она прошла через весь двор и села в тени сарая на перевернутую тачку.

Солдаты, проходя мимо, свистнули ей и ушли со двора.

Потом она увидела Бинга и Иетса.

Иетс крикнул:

— До вечера! — а Бинг помахал рукой.

Карен ждала Текса Майерса, но он не шел. Вместо него на крыльце появился высокий капитан, который должен был командовать наступлением. Он прищурился на ярком свету, увидел ее и зашагал к сараю, чуть втянув голову в плечи, словно над ним летали пули. Ворот неглаженой рубашки был у него расстегнут, и в вырезе виднелись светлые волосы.

Он остановился перед Карен, посмотрел на нее сверху вниз и выдавил из себя улыбку.

— Жарко! — сказал он и на этом застрял.

— Да, ужасно, — ответила она.

— Ваш приятель Текс стучит у меня на машинке. Говорит, что пишет статью. Вы ведь тоже пишете?

— Да, как же!

— Мне иной раз самому хочется взяться за перо, — задумчиво проговорил он. — Столько всего пришлось повидать на войне. Обо всем этом надо написать книгу или хоть два-три рассказа.

— А вы попробуйте, капитан. — «Знакомая песенка», — подумала Карен. Сколько их приходило к ней со своими рассказами и романами, в полной уверенности, что все это случилось только с ними, тогда как на войне в большей или меньшей степени всюду одинаково. Чаще всего эти люди нагоняли на нее скуку.

— Я бы назвал свою книгу «Отвага неведения». Вот это что-то новое!

— Почему? — спросила она, и Трой заметил, что ее глаза — глаза, которые нравились ему, потому что он еще ни у кого не видел такого глубокого взгляда, — впервые посмотрели на него как-то по-иному, живее.

— Бесшабашной храбростью обладают только тупицы, — объявил он. — Когда вы впервые сознаете, что вам предстоит, у вас остается только одно желание — бежать, бежать сломя голову. Я понял это еще в Нормандии и с тех пор держусь того же мнения. Но я глубоко уважаю тех трусов, которые все-таки держат себя в руках. Вы, наверно, думаете: вот — рехнулся человек?

Ей хотелось поговорить с ним об этом подробнее, но он сам рассмеялся над своими словами и сказал:

— Мне частенько кажется, что у меня тут не все в порядке. Я по образованию техник, работал мастером на заводе сельскохозяйственных машин, а меня оттуда прямо в моторизированную пехоту. Так что где уж мне разобраться во всем этом! Но я вас задерживаю?

Текс Майерс вышел на крыльцо и окликнул их.

Трой повернулся:

— Пока всего хорошего, мисс Уоллес.

Она пригляделась к его походке. Он, наверно, очень сильный. И ей было приятно, что он сильный, что он такой, какой есть.

Лагерь «Паула» казался бесплодной пустыней среди зеленых холмов, оживлявших эту часть Германии, Трудно сказать, чем это объяснялось — то ли пылью, которую поднимали тысячи ног, устало шагавших за его изгородью, то ли невыносимым смрадом, доносившимся оттуда, то ли тем, что деревья вокруг были вырублены на тес для бараков, а также для того, чтобы часовые на вышке могли просматривать всю местность и в случае надобности стрелять по живой цели, — так или иначе, лагерь «Паула», словно страшная злокачественная опухоль, расползался по равнине и холмам, и те, кто попадал сюда, знали наверняка, не глядя на его вывеску: здесь погибло столько народу! Из тебя тоже высосут все соки, и ты превратишься в скелет и кончишь жизнь на свалке.

В лагере стояло около сорока бараков, разрушающихся один быстрее другого. Они строились с расчетом на сто человек каждый, и площадь их была вымерена с чисто немецкой тщательностью, так что тройной ряд грубо сколоченных нар не оставлял ни одного неиспользованного дюйма пространства. Теперь же в каждом бараке помещалось по триста человек. Окна все время держали открытыми, и, несмотря на это, в них стояли такая духота и вонь, что дышать там было почти нечем.