Правда, у нее в окнах есть еще сетчатые занавески, чтобы никто не подсматривал, но через них на самом деле все видно. Генри подошел к окну, загородил, как взрослые, лицо ладонями и стал вглядываться. Сеточка немного скрадывала внутренности комнаты, но он сразу увидел Эди. Она стояла перед зеркалом, спиной к окну, в своем новом лиловом жакете, и, кажется, пудрилась. Наверное, собирается куда-то. Нарядилась в новый жакет.

Он постучал по стеклу костяшками пальцев, чтобы привлечь внимание. Она вздрогнула, обернулась и двинулась к нему. Свет от люстры под потолком упал ей на лицо, и сердце Генри оборвалось от ужаса, потому что с Эди что-то случилось. У нее оказалось чужое лицо с выпученными черными глазами и ртом в размазанной красной помаде, как в крови. И волосы не такие. И щеки бледные-бледные.

Это была Лотти.

И какие у нее страшные, выпученные глаза. Омерзение, пуще страха, оттолкнуло Генри от окна. Пятясь, он вышел из желтого освещенного квадрата на мокрой мостовой и оказался на другой стороне улицы, дрожа всем своим усталым телом. Сердце в груди колотилось так, словно хотело выскочить и убежать. Генри окаменел от ужаса. Кажется, он уже никогда не сможет сдвинуться с места. Он боялся за себя, но еще больше — за Эди.

Лотти что-то с ней сделала. Его самый жуткий сон оказался правдой и теперь совершается у него на глазах. Лотти удалось как-то тайком пробраться обратно в Страткрой и исподтишка, когда Эди не видела, напасть на нее. Эди лежит где-то в доме. Вернее всего, на полу в кухне. С тесаком для разделки мяса, вонзенным сзади в шею, в огромной луже крови.

Генри открыл было рот, чтобы закричать, но у него вырвался только дрожащий, безголосый писк.

А Лотти уже у окна, отодвинула занавеску, смотрит наружу, прижав к стеклу страшное лицо. Сейчас подойдет к двери и… набросится на него.

Генри заставил свои ноги прийти в движение, стал пятиться дальше, а потом повернулся и побежал. Так бежишь в страшном, вязком сне. Но теперь он точно знал, что от этого сна ему не удастся проснуться. Он ничего не слышал, кроме собственного гулкого топота и свистящего дыхания. Дышать было трудно. Генри на бегу сорвал вязаный шлем. Голову и щеки остудил холодный осенний воздух. Ум прояснился. Впереди глазам Генри предстало убежище — сверкающие витрины миссис Ишхак, пестревшие, как всегда, яркими коробками стирального порошка и красными ярлыками сниженных цен.

Генри вбежал в магазин.

Долгий рабочий день миссис Ишхак подходил к концу. Ее муж высыпал из кассы всю дневную выручку и удалился в подсобное помещение, где ежевечерне подсчитывал наличность и, подсчитав, запирал в сейф. Миссис Ишхак прошла по торговому залу, заполняя на полках зияющие пробелы в рядах пакетов и жестянок, проделанные за день покупателями. И теперь, взяв швабру, принялась мести пол.

Когда дверь магазина вдруг громко стукнула, она немного удивилась. И, оторвавшись от уборки, недоуменно направила к порогу взор своих подведенных глаз под вздернутыми бровями. Когда же она увидела, кто ее посетитель, то удивилась еще больше.

— Ген-ри?

У него был ужасный вид: забрызганное грязью пальтишко, которое велико ему на несколько размеров, шерстяные носки съехали из-под коленок на щиколотки, ботинки в глине. Но ее не столько обеспокоил беспорядок в его одежде, сколько испугало состояние самого ребенка. Задыхающийся, мертвенно бледный, он на секунду остановился на пороге, а потом захлопнул за собой дверь и привалился к ней спиной.

— Ген-ри, — миссис Ишхак выпустила швабру. — Что случилось?

Но он еще не отдышался и не мог произнести ни слова.

— Почему ты не в школе?

У него задрожали губы.

— Эди умерла.

Миссис Ишхак сначала не разобрала, что он говорит, и он повторил, на этот раз сорвавшись на крик:

— Эди умерла!

— Но я…

Из глаз Генри хлынули слезы. Миссис Ишхак протянула к нему руки, и он весь подался к ней. Она наклонилась, крепко прижала его к своей шелковой груди, придерживая ладонью затылок.

— Нет-нет, — тихо бормотала она. — Это неправда.

Но он, истерически рыдая, твердил свое, и тогда она стала утешать его на своем языке, на бесписьменном диалекте качи, на котором говорили друг с другом в семействе Ишхак. Генри и раньше слышал эту мягкую речь, когда миссис Ишхак утешала Кедиджу или ласкала, посадив себе на колени. Он не понимал ни слова, но постепенно успокоился. От миссис Ишхак так чудесно, удивительно пахло, и розовый шелк платья приятно холодил лицо.

Но надо же ей втолковать. Он отстранился, заглянул в ее недоумевающее, растерянное лицо.

— Эди умерла.

— Да нет же, Генри, нет.

— Нет, умерла.

Он слегка ткнул ее кулаком в плечо, сердясь на ее непонятливость.

— Почему ты это говоришь?

— У нее в доме Лотти. Она ее убила. И украла ее новый жакет.

Миссис Ишхак теперь смотрела не растерянно, а тревожно, нахмурив лоб.

— Ты видел Лотти?

— Да. Она у Эди в спальне, и она…

Миссис Ишхак распрямила спину.

— Шамш! — позвала она мужа взволнованным громким голосом.

— Что такое?

— Скорее иди сюда.

Он вышел. Миссис Ишхак дала ему подробные многословные указания на языке качи. Он стал задавать вопросы; она отвечала. Потом он опять ушел в подсобное помещение, и стало слышно, как он набирает какой-то номер по телефону.

Миссис Ишхак принесла стул и заставила Генри сесть. А сама опустилась рядом на колени и взяла его за руки.

— Ген-ри, — сказала она, — я не знаю, как вышло, что ты вернулся, но послушай, что я тебе скажу. Мистер Ишхак сейчас звонит в полицию. Они приедут на патрульном автомобиле и увезут Лотти обратно в лечебницу. Им уже сообщили, что Лотти без позволения ушла от врачей. И они ее ищут. Ты меня понял?

— Да, но Эди…

Миссис Ишхак стерла своими мягкими пальцами льющиеся по щекам Генри слезы, краем розового кисейного шарфа, покрывавшего ее лоснящиеся черные волосы, высморкала ему нос.

И сказала, успокаивая:

— Эди в Балнеде. Она там сегодня ночует. Она жива и здорова.

Генри заглянул в лицо миссис Ишхак: а вдруг она говорит неправду? Просто чтобы его успокоить?

— А вы откуда знаете? — спросил он у нее.

— Знаю, потому что по пути она зашла сюда купить вечернюю газету. И рассказала, что ей позвонила миссис Эрд, твоя бабушка, сообщила про Лотти и велела не оставаться в доме одной.

— Значит, Ви тоже боится Лотти?

— Не боится. Миссис Эрд не из таких, которые боятся. Она просто беспокоилась за твою любимую Эди. Так что видишь, все в порядке. Никому не угрожает опасность.