Я тоже, начала было разоблачаться, как вдруг вспомнила о придуманных «месячных». Увы! Залезть в пруд означало разрушить легенду и тогда… Не-е-ет, я лучше пережду.

Впрочем, пруд уже заполнился до предела, опьяневшие от теплой водки, горячей воды и палящего солнца, «друзья» начали шалить, словно сорвавшиеся с уроков пятиклассники.

Мирза выбрался из воды и во всеоружии наготы подошел ко мне, уселся рядышком.

– Кровь много идет? – спросил он заботливо.

Я кивнула.

– Пройдет. Один день, еще один и пройдет. Гамнат качать тебя хотел, – Мирза хитро прищурился, – а я не разрешай. Юнона обидится. Хороший женщин Юнона?

– Очень хорошая.

– Хочешь Юнона качать?

– Нет. Я женщин не качаю. Я и с мужчинами не очень. Я вообще не по этой части. Только у вас распустилась.

– Кровь кончай, найдем тебе подходящий пара. Свадьба сделаем. Хочешь за Толик? Замуж хочешь?

– Не хочу.

– Почему не хочешь? Хороший Толик.

– Я за Абая хочу. Выдай меня замуж за Абая.

– Абай нельзя. Абай секретный.

– Почему нельзя? Почему за кого хочу нельзя, а за кого не хочу можно?!

– Опять правда искать? Нет правда, Танюша. В мире нет правда. У меня есть. Меня слушай.

– Я и слушаю. Я и прошу – выдай меня замуж за Абая.

– Нет, – Мирза отрицательно покачал указательным пальцем. – Он больной.

– Абай больной?

– Больной. Голова у него больной. Нельзя тебе с ним.

«Друзья» вылезли из пруда и обступили нас. Прямо напротив моего лица закачались мечи, вперемежку с треугольными щитами. Я поспешно поднялась.

– Быстро одеваться, – приказал Мирза. – На автобус поедем. На святой место поедем. Если хорошо молится на святой место – бараку получать можно.

Всю обратную дорогу я размышляла, почему Мирза принял на веру мое вранье. В тесноте нашего общежития, полной открытости туалетных дел, умывания, спанья вповалку, даже обыкновенный человек легко мог вычислить обман. А Мирза, Мастер, перебирающий нити, ведущие от души ученика в Космос, как он не заметил отсутствия «месячных»? Не мог не заметить! Значит, принял игру, согласился, понял! Понял или, опережая на шаг, подготовил ответ?

Размышления мои закончились ничем, но скоро, очень скоро, картина прояснилась, и я в полной мере смогла оценить отклик Мастера. Суровый отклик.

Действительно, возле дома нас поджидал автобус. Водитель и его помощник разговаривали с Гамнатом, их лица выражали глубочайшее почтение. Все шумно расселись: Мирза впереди, рядом с Гамнатом, за ними Абай с Юноной. Гамнат поднялся со своего места, стал в проходе.

–Товарищи, – громко сказал он. – Сегодня мы выезжаем на место съемок. Прошу быть внимательными. Каждый выполняет свою функцию, вечером, после окончания поездки соберемся на производственное совещание.

Эту лапшу он гнал для водителя и его помощника, ну, заодно и нам напоминал, чтоб не забыли. Автобус выскочил из деревни и долго катил среди полей, усаженных табаком, мимо живописных рощ, домиков на фоне отрогов Тянь-Шаня, окутанных вуалью перистых облаков.

Вдали, на одном из холмов показалась мечеть, автобус свернул с шоссе и начал пробираться вдоль проселка. Перед холмом он на несколько секунд притормозил: дорога круто уходила верх, и водитель примеривался, как преодолеть подъем. Тут меня дернуло.

– Останови автобус, – попросила я Мирзу. – Дай мне подняться пешком.

– Зачем?– удивился Мирза. – Сиди автобус, езжай спокойно.

– Нет, хочу ногами, сама хочу.

Мирза что-то сказал водителю по-узбекски, автобус остановился, и я выскочила наружу.

Подъем оказался крутым и нескончаемым, настоящий туристский «тягунчик», в конце которого падаешь, вытянув язык. Солнце палило нестерпимо, хотелось пить, кузнечики звенели в сухой траве, желтое здание мечети с небольшим минаретом постепенно приближалось. Не знаю почему, но я была уверена, что на вершине холма меня поджидает откровение, только его нужно заслужить болью в ногах и потом.

– Паломница явилась, – насмешливо сказал Абай. Все сидели под стеной, в короткой, словно мини-юбка, тени до колен.

–Таня особенный, – поцокал языком Мирза. – Таня удивительный и настоящий. Нет другой, как Таня.

От его слов мне стало холодно. В чем я ошиблась? Ошиблась ли?

– Садись, – приказал Мирза. – Как все будь. Садись под стена.

Абай отпер двери, и мы вошли внутрь. Это была старая, давно закрытая властями суфийская мечеть, совершено пустое здание с растрескавшимися стенами. Абай рассказывал ее историю, называл имена, но подробности ускользали от моего внимания, я ждала откровения, а оно не приходило.

Мы вышли из мечети и разбрелись вокруг здания. Ферганская долина лежала перед нами: зеленые кущи садов, квадратики коричневых полей, дрожащий воздух, черные черточки орлов, парящих в мареве жаркого неба. Я завернула за угол мечети и пошла по тропинке прямо возле стены. Шла медленно, продираясь сквозь заросли засохшего кустарника; судя по всему, по тропинке давно никто не ходил. Горько пахло полынью, юркие ящерицы, нервно подрагивая хвостами, разбегались по щелям между камнями. Перед небольшой треугольной площадкой в стене оказалась ниша, наподобие встроенной арки, а в ней немного тени. Я улеглась на горячую землю, закрыла глаза и попыталась уснуть, в надежде, что откровение посетит меня во сне.

– Не спи, – раздался голос над ухом. – На черный день сохрани себе маленький сон. А сейчас – не спи!

Передо мной стоял Гамнат.

– Пошли скорее, увидишь молитву Мастеров.

Мы быстро проскочили тропинку и вошли в мечеть. Там было сумрачно и пусто, желтые квадраты света, лежавшие на полу от двух окон, не заполняли объем. «Друзья», утомленные водкой, купанием, поездкой, разбрелись, в мечети остались только Мирза и Абай. В углу кто-то сидел на полу, сжавшись в комочек. Присмотревшись, я узнала Юнону. Гамнат подошел к Мастерам, а я присела рядом с Юноной. Она сидела молча, напряжено уставясь в спины мужчин, ее глаза в сумраке мечети влажно блестели.

Последовав ее примеру, я тоже принялась рассматривать молящихся и вдруг поняла, что больше не смотрю на Абая, как на Мастера. Я видела в нем обманувшего меня мужчину, обожаемого негодяя, я готова была бить его по щекам или целовать ноги, а может, и то и другое одновременно. Его склонявшаяся в намазе спина вызывала во мне бурю противоречивых чувств, он был моим возлюбленным, любимым, любовником, но никак не Мастером.

Мирза, несмотря на то, что спала я с ним куда больше, чем с Абаем, страшил меня по-прежнему, его коренастая фигура внушала опасения, тревогу и даже страх.

Страх усиливался, переливаясь в нутряную, глубинную тоску, тоска перешла в отчаянье, мои внутренности мелко дрожали, вибрация начиналась чуть ниже живота и, сотрясая тело, упиралась в подбородок. Жить было немыслимо, невозможно и незачем, если бы я могла в ту минуту прыгнуть под поезд или повеситься, то сделала бы это, не задумываясь, не колеблясь, лишь бы остановить тоску и нудь.