Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне без сахара.
«Я помню… Сейчас кнопка щелкнет, и я скажу…»
Щелк!
– Егор, я хотела тебя попросить… Ты можешь забыть то, что произошло вчера? – Сердце почему-то стучало в ушах, и чем дальше, тем громче. – Пусть все будет так, как раньше.
Я еле сдержалась, чтобы не развернуться. Я все же хотела заглянуть ему в глаза.
– Без проблем, – ответил он сухо и довольно быстро, точно ожидал от меня подобной просьбы. – Обещаю, что никогда не напомню тебе об этом.
– Спасибо… – выдохнула я и нашла в себе силы развернуться к Егору лицом.
Он смотрел не на меня, а на экран мобильника. Похоже, дальнейшая беседа на эту тему ему была совершенно не интересна.
«Вот и хорошо», – подумала я, рассчитывая мгновенно получить успокоение. Но оно не появилось. Наоборот, взгляд остановился на руках Егора, а в голове пронеслось в который раз: «Малышка… Дженни…» Душа дернулась и заныла.
Оставшиеся дни были так же наполнены солнцем, морскими брызгами, оранжево-коричневыми крышами отелей, ароматом свежей выпечки, жареной рыбой, притягательной уличной едой, вечерней музыкой, каменистыми дорожками, уходившими то вверх, то вниз… Я старалась отвлечься от жужжащих мыслей, но они прилетали всегда, когда рядом находился Егор. А рядом он был почти постоянно.
Собирая чемодан, я испытывала смешанные чувства. С одной стороны, я желала вернуться и «забиться в свою маленькую норку», а с другой – чем дальше, тем чаще в душе появлялась странная тягучая тоска.
В аэропорту я все же приколола к груди чертополох, а Егор сделал вид, будто не заметил этого. Меня ждал полет, наполненный кошмарным страхом, и внутренне я готовилась к удушающей панике.
– У окна сяду я, – сказал Егор, отодвигая от меня облака как можно дальше. Я была благодарна ему за это. – Пристегнись. – И как только щелкнул замок, он сразу взял меня за руку и чуть сжал пальцы. – К ужину мы будем дома, Дженни.
Страхи дождались своего часа и пришли без опоздания, я кусала губы, боролась с тошнотой и болью в желудке, пила воду, грызла леденцы и впитывала каждое слово поддержки Егора. Он заботился обо мне ежеминутно. Но казалось, что если бы он обнял меня, то паника непременно бы стала тише. Но он не обнимал, а лишь крепко держал за руку и иногда гладил ее. А я ни за что бы не попросила Егора о большем.
Глава 17. «Как дела, Дженни?»
Зайти в комнату Павла было непросто, чувство вины двигалось следом и постоянно наступало на пятки. Но к обеду я перешагнула порог и устроилась с альбомом в кресле около кровати. Устроилась и тяжело вздохнула.
Самое правильное – не вспоминать Черногорию. Я так и собиралась делать. Однако не получалось…
– Прости меня, – прошептала я, глядя на фотографию Павла в мобильном телефоне. – Пожалуйста, прости.
Жизнь должна была вернуться в прежнее русло, во всяком случае, я на это очень надеялась.
«Дом Уваровых большой, и я умею в нем теряться».
Пятого августа вернулась Варя, и мы сразу же выбрали фитнес-зал. Занимая рядом стоящие беговые дорожки, мы включали нужную для быстрой ходьбы скорость и сорок минут болтали обо всем на свете. И это была разминка. Варя рассказывала про время, проведенное у бабушки и дедушки, про двоюродных братьев и злостную соседку Ольгу Ильиничну, а я строила планы на будущее и мечтала о всякой ерунде.
Про поцелуй Егора я сообщила Варе, чуть ли не заикаясь. В ответ я ожидала получить удивление, вопросы, непонимание. Но моя лучшая подруга лишь метнула в мою сторону короткий взгляд, пожала плечом и сказала: «Он хороший, так что ничего страшного». Мне кажется, Варя видела мое смущение и мудро решила не увеличивать его.
Егор не нарушал обещания, и наше общение было редким, ровным или… Иногда в мою сторону все же летели усмешки, но злыми я бы их точно не назвала. И, честно говоря, в глубине души я радовалась этому, потому что тяжелее всего давалось… равнодушие Егора.
Я мучалась.
Да, я мучалась.
И не существовало объяснения этому.
Будто теперь мы были связаны невидимой нитью, которую нельзя разорвать.
Временами я слышала, как Егор разговаривает по телефону в столовой, и замедляла шаг… Просто так. Если он оставлял книгу на столике в библиотеке, я дотрагивалась до нее, точно она могла о чем-то поведать. И я старательно следила за тем, чтобы мы пересекались реже и особенно это касалось бассейна. Со второго этажа удобно проверять: стоит машина Егора на привычном месте или он уехал, и путь свободен…
Если бабушка покидала свою территорию и приходила к нам, то в мою дверь непременно стучалась Эмма, и тогда обеды и ужины становились семейными. То есть мы обсуждали мое будущее. Бабушка говорила, что давно пора определиться с высшим учебным заведением и специальностью, а я просила еще месяц отсрочки. Просто хотелось насладиться августом.
– Займемся этой темой в сентябре, – поддержал меня Егор. – По выбранным предметам у Дженни все отлично, но репетиторы, конечно, не помешают.
– Тогда я организую поиски преподавателей, – сказала бабушка. – Знакомств у меня предостаточно.
Иногда возникало острое желание вновь пробраться в кабинет Егора, выдвинуть ящик письменного стола и взять в руки ежедневник. Возможно, в нем появились новые записи, касающиеся меня… Да, возможно. Но я не смела этого сделать. И еще, наверное, было страшно.
На день рождения Егору я купила книгу в подарочном оформлении с отличными иллюстрациями. Про антикварную мебель. Упаковав ее в бумагу горчичного цвета, я сделала попытку прорепетировать речь, но она получилась короткой. Где взять слова, если Павла больше нет, а он тоже родился в этот день…
Братья-близнецы. Что чувствует Егор каждый раз, когда подходит к зеркалу? Видит ли он Павла перед собой? Добавляет ли собственное отражение ему воспоминаний, мучений и боли? И не поэтому ли, стремясь изменить хотя бы тело, Егор столь усиленно занимается спортом?
От Павла я знала, что у них всегда было много друзей и приятелей – одноклассники, однокурсники, разные знакомые… Они устраивали вечеринки, отмечали вместе дни рождения, совершали короткие поездки в другие города, ходили на соревнования или концерты. Но эта взрослая жизнь проходила в отдалении от нашего дома, и я почти не соприкасалась с ней. По телефонным разговорам Егора, по обрывкам фраз, временами долетающим до слуха, становилось ясно, что друзей в его жизни