– Когда все прибыли во дворец, мой принц отправился с отцом в зал, где среди придворных дам сидела его мать. Она была красивой женщиной, но скорее смиренной, чем благородной. Принц вместе со мной подошёл к ней, и она долго обнимала, целовала и ласкала его, а затем повернулась ко мне, собираясь заговорить, но король, стоявший за нами, бросил на неё сердитый взгляд, и она промолчала. Впрочем, когда королева смотрела на меня, взгляд её был добрым, но в то же время слегка испуганным.

День подходил к концу, и принц посадил меня рядом с собой на пиру, устроенном в большой зале. Я ела и пила с ним, удивляясь пышности всего, что было приготовлено для моего возлюбленного. В то же время из-за страха перед королём никто не шевельнулся, чтобы помочь мне или, наоборот, воспрепятствовать в чем-либо. И тем не менее я заметила множество пар глаз, с жадностью любующихся моей красотой. Когда наступила ночь, принц отвёл меня в свою спальню и в свою постель, словно новобрачную. Как будто не было ничего на траве долины и в лесном папоротнике. Затем, наконец, он заговорил со мной о том, что происходит с нами. Он просил меня не бояться, так как его друзья дежурили при оружии в ближайшей галерее. На следующее утро, когда я вышла из его спальни, они всё ещё были там, все в сверкающих доспехах. Среди них находился и тот молодой рыцарь, который спас меня от подлого барона. Он с такой грустью посмотрел на меня, что мне стало жаль его.

Тогда же я узнала, что король намеревался расправиться со мной, чтобы я не мешала его сыну, и уже отдал приказ заколоть меня.

Так прошло несколько ночей, а на седьмую ночь, когда мы вошли в спальню принца, такую прекрасную, какой она могла бы быть и на небесах, он заговорил со мной шёпотом и попросил меня не снимать своей одежды: «Потому, – сказал он, – что этой ночью мы должны бежать из города. Иначе завтра же нас схватят и бросят в тюрьму. Таково намерение моего отца».

Я поцеловала его и крепко к нему прижалась. Он был ласков со мной. Когда же наступила глухая ночь, мы по завязанной узлами, заранее подготовленной верёвке выбрались через окно. Внизу была городская стена. Неподалёку стоял отряд рыцарей, среди которых был тот юноша (он сторожил подземный выход из города*). Они ждали нас с оружием и хорошими лошадьми. Мы выбрались на открытую местность и тронулись в путь, надеясь достичь замка на холме, принадлежащего одному из этих молодых баронов. Там мы могли бы укрыться от короля. Но король был таким же предусмотрительным, как мы, и не менее скорым, чем мы. Могучий и ловкий воин, он сам последовал за нами так быстро, как мог, с лучшими из своих воинов. Они настигли нас, когда мы отдыхали на опушке уже неподалёку от нашего убежища. Король стоял и наблюдал за битвой. Меч его был в ножнах, поскольку, хотя наши друзья отважно сражались, они все были убиты или ранены его людьми. Лишь некоторые спаслись. Тот юноша, который с такой тоской любил меня, подполз ко мне, тяжело раненный. Я думала, что он скоро умрёт, поэтому поцеловала его лицо, и кровь его испачкала мне рукав и запястье. Но он не умер тогда, а жил и был моим дорогим другом ещё долгое время.

Итак, нас, моего принца и меня, привели назад, в город. Его посадили под арест, а меня, закованную в цепи, бросили в темницу, где морили голодом и били плётками. Король хотел, чтобы я лежала там до самой смерти, чтобы я была полностью забыта, но некоторые из его рыцарей были недовольны этим решением и не хотели меня забывать. Он был вынужден привести меня на суд епископов и открыто обвинить в колдовстве, заявляя, что я очаровала его сына. Для меня это было долгой историей, но я расскажу её тебе покороче. Как и предполагалось, меня признали виновной и приказали сжечь на Большой площади через три дня.

Нет, друг мой, не стоит так беспокоиться, ты же видишь, что меня не сожгли. Это то же самое тело, которое привязали к столбу на рыночной площади королевского города много лет назад.

Друзья принца, по большей части юноши, а также многие охотно к ним присоединившиеся, надели доспехи и освободили принца из-под ареста. Все вместе они направились на Большую площадь, где я уже стояла на куче дров, полунагая, только в нижней сорочке. Я вдруг увидела, как люди шерифа подались назад, а вокруг поднялся шум и гам. Затем народ, толпившийся вокруг меня, разбежался, и я услышала топот копыт множества лошадей. Площадь наполнилась вооружёнными всадниками, которые кричали: «Жизнь за госпожу нашего повелителя!» Через минуту я была уже на свободе и в объятиях своего принца. Ко мне подвели лошадь и помогли на неё сесть. Нам пришлось тут же бежать, чтобы не произошло самое худшее, и я стала свидетельницей многого из того, что происходило в тот день. Я видела, как невооружённый народ и те зеваки, которые пришли на площадь, чтобы поглазеть на казнь, разбежались, а за нашей спиной выросла целая толпа народа с дрекольем и луками, которая кричала: «Жизнь за госпожу!» А вот перед нами не было никого, кроме всадников шерифа и отряда рыцарей и пеших воинов примерно в таком же количестве, как и у нас. Зато впереди них в полном вооружении стоял король. Лицо его закрывал шлем, а поверх кольчуги был надет королевский сюрко с вышитым на нём гербом: серебряная башня на фоне голубого неба, усеянного звёздами.

Я поняла, что король и его воины собираются атаковать, и их не остановит вооружённая толпа позади нас. По правде говоря, в сердце моём почти не было страха. Моей храбрости даже хватило на то, чтобы пожалеть, что у меня нет меча, которым можно нанести хотя бы один удар за жизнь и любовь. Король поднял свой меч, трубач приложил к губам трубу, но в этот момент мы услышали пение и увидели епископа и аббата монастыря святого апостола Петра, а также монахов, крестоносцев*, чтецов и других духовных служителей. Как я потом узнала, епископ нёс в руках Пречистое Тело Христово, накрытое золотой тканью. Он встал между двумя армиями, обратившись лицом к королю, а его люди, остановившиеся рядом, продолжали громко и мелодично петь.

Тогда копья поднялись и мечи были вложены в ножны. Из королевского войска вперёд вышли три старых рыцаря, подошли к королю и посовещались с ним, после чего король уехал во дворец, а те рыцари подъехали к нашему войску и разговаривали с предводителями, но не с принцем. Я не слышала, о чём. Принц же, добрый и любящий, подошёл ко мне, отвёл меня в родовой замок, проводил в прекрасную спальню и там целовал меня и ухаживал за мной. Он принёс мне красивую одежду и сам одел меня, как будто собирался стать моей служанкой.

Вскоре пришли предводители тех, кто выступил на нашей стороне, и сказали, что на этот раз нам, как милость, даровали перемирие, но поставили условие. Ни принца, ни меня, ни всех тех, кто был при оружии и боится королевского гнева, не должны видеть у города на расстоянии ближе, чем пятьдесят миль. Это продлится до того момента, пока не будет оглашена дальнейшая воля короля. Впрочем, если кто-нибудь захочет сложить оружие и отправиться домой, он может спокойно остаться в городе и не бояться королевского гнева при том условии, что не примет больше участия в бунте. Это касается всех, кроме колдуньи. Я в любом случае должна была уйти.