– Задумано, например, расширить Колхарский порт, что займет не меньше десяти лет. Твоя госпожа Кейн, случаем, не участвует в этом?

– Не знаю… Она ничего об этом не говорила.

– Поговаривают также о том, чтобы замостить всю южную дорогу из Колхари в Гарт. – Иниге зачерпнул нечто пряное из поданного рабом сосуда; Прин сосуд отвергла и теперь жалела об этом, но раб уже прошел мимо. Как бы его обратно позвать? – Ее хотят расширить втрое на всем протяжении, сделав такой же, как во времена Неверионы – нашей Неверионы. Тогда Роркару и прочим не составит труда возить свои товары в столицу. Контрабандной торговле будет положен конец, а законная станет гораздо прибыльнее. В этом тоже участвуют некоторые купцы из Саллезе, хотя завершится строительство лишь лет через двадцать. Твоя госпожа Кейн в их числе?

– Не думаю… Она мне не говорила.

Лавик, состроив умильную рожицу Цветику, сказала:

– В Саллезе, конечно, есть очень богатые люди, и их имена, как это нас ни бесит, у всех на слуху. Но они-то занимаются большими делами, определяющими будущее Невериона – немудрено, что для этого требуется построить все десять или двадцать пять новых рынков. И какие-нибудь разбогатевшие горшечники, возомнившие о себе, их непременно построят, но не путай этого с истинной властью. Точно так же обстоит дело, когда некий мятежник добивается аудиенции у министра: и друзья его, и враги тут же начинают шептаться, что он сам того и гляди станет министром. Не хочешь ли погулять? – Лавик взяла дитя под мышку и приподнялась на одно колено. – Скоро подадут крепкие напитки с сырами – люблю прогуляться по ближнему саду после еды. А ребенку, что бы там не говорила эта старая карга в ошейнике, вечерний воздух полезен! – Она уперлась рукой в край ложа, собравшись встать.

– Дай ее мне! – воскликнула Прин, боясь, что Лавик уронит дочку. Ее убеждение, что милее малых деток нет ничего на свете, немного поколебалось, когда она решила, что у нее будет свое дитя, но вернулось, когда миновала тревога.

– На, возьми! – Лавик протянула ей девочку.

– Только недолго, милая, – попросила Тритти. – Я, конечно, не против…

Прин осторожно взяла на руки теплое тельце.

– Знаешь, – недовольно заявил Ардра, – вечером с Цветиком обычно гуляю я!

– Милый… – укоризненно произнесла его мать, а Лавик сказала:

– Я только вчера вечером тебе разрешила, это никакой не обычай. Ты играешь с ней в войну, и мне это не очень-то по душе.

– Ну и что? Пусть поиграет, пока не выросла и не стала девчонкой. Я тоже пойду гулять, а вы как хотите. – Ардра вышел из комнаты маршевым шагом.

– Если он так хочет… – начала Прин, но граф, Тритти и Джента дружно дали понять, что потакать мальчишке не надо.

– Пусть знает, что не всё подвластно его хотению! – молвила напоследок Тритти.

– Пойдем же, – сказала Лавик. – Чем больше людей будут брать ее на руки, тем меньше она будет капризничать.

Цветику, похоже, было все равно, поскольку она спала. Тритти хлопнула в ладоши, и в комнату вбежали рабы, от ровесников Прин до совсем старых.

– Если устанешь, скажи, – добавила Лавик.

Прин помнила, как долго шла сюда с Тритти от парадного входа, а теперь они, пройдя коротким каменным коридором, сразу очутились, как показалось ей, в огромном чертоге без кровли с множеством ламп… но нет, это был сад с множеством факелов, даже в темноте намного превышавший владения госпожи Кейн. И это ведь только «ближний»? Под ногами тянулась кирпичная дорожка – не понять, красная, желтая или еще какая-нибудь. Факелы в руках бесчисленных рабов перемещались, чтобы осветить все уголки сада.

Перед ними вышагивал Ардра.

– Он полагает, что охраняет нас, – заметила Лавик.

– От чего же?

– Твой дом когда-нибудь захватывали солдаты?

Прин сказала, что нет.

– А с нами это однажды случилось. Вскоре после того, как батюшка женился на Тритти. Мне было десять, Ардре три – мы не думали, что он это запомнит, но солдаты носились с ним, как с любимой игрушкой. Тритти уже доводилось такое испытывать, как думаю, и отцу, но мы с Иниге и Джентой пребывали в ужасе. А вот Ардра с тех пор только и мечтает об армии. Охраняет – это еще полбеды; порой мне кажется, что он охотно зарезал бы всех нас прямо в постелях. Это самое те солдаты и делали! Теперь старшим сыном отца стал Джента, но у нас были еще две сестры и брат от первой батюшкиной жены – и весь ее род извели под корень. Очень было неприятно, поверь мне. Потому-то батюшка и позволяет мне спать с дикарем и иметь от него детей, а Дженте – жить отшельником со своей пастушкой. Чем дальше от придворных интриг и выгодных браков, тем меньше вероятность, что тебя бросят в тюрьму или вовсе убьют. Настоящая власть – это безымянность; отцу этого не дано, поэтому мы используем другие пути. С Ардрой всё по-другому. Выбора у него нет: его родня со стороны Тритти и родного отца чересчур влиятельна. Здесь ему, конечно, безопаснее, чем на севере – и ты не думай, Тритти очень благодарна отцу. Странно, однако, что Ардра растет именно таким, как от него ожидалось. Сколько раз мы с Иниге говорили об этом! Не хочу сказать, что батюшка или мать Ардры хотели бы видеть его таким, но он пригоден для всякого поприща, которое считается для него подходящим. Как будто всем этим руководит какая-то незримая сила. Жуть берет, да и только. Мне бы так хотелось, чтобы он был немного… свободнее, что ли, но делать нечего. Я рада, что ты здесь, – внезапно сказала Лавик. – Люблю, когда у нас гостят простые люди, не интриганы какие-нибудь – особенно такие, как ты. Мы все так думаем, честное слово.

– А я рада, что вы меня пригласили. – Ардра, у которого Прин отняла драгоценную ношу, все так же маршировал впереди.

Драгоценная ноша вздохнула и поерзала у нее на руках.

– Она ведь поправится? – спросила Прин.

– Конечно. Уже три дня, как на поправку идет. Если, конечно, не слушать старых рабов, которые будто бы понимают в таких вещах – Тритти только к ним и прислушивается. Они тебе наговорят такого, что не обрадуешься! – Лавик взглянула на Цветика, чтобы убедиться в собственной правоте. – Все хорошо будет. Знаешь, я думала о том, как ты смотрела на Колхари с вершины холма. Когда приезжаешь в столицу с юга, дорога идет сначала через болото, потом вливается в северный тракт и поднимается на тот самый холм – ну, ты сама ведь на карте видела.

– И что же? – сказала Прин, вслушиваясь в темноту вокруг них.

– Помнишь, я говорила, что никогда не смотрела на город сверху?

– Да…

– Так вот, ко двору я не только мебель везла. Со мной ехали около дюжины детей из знатных домов – больше девочки, но и мальчики тоже. Наша спальная карета остановилась на том холме. Светало. Мы проснулись, и слуги, опекавшие нас, предложили мальчикам выйти и посмотреть. Мы бы все вышли, но девочкам велели остаться: негоже-де благородным девицам стоять на дороге в ночных рубашках – хотя на дороге никого не было в это время. И мы остались, гадая, что эти двое – всего-то двое – мальчишек видят сейчас. И что ты думаешь? Джента, побывав при дворе, тут же увидел, как и ты, подводный город Невериону – а я нет! Мы оба, конечно, о нем слышали, но он долго показывал мне улицы и здания на закате, прежде чем я что-нибудь разглядела. И то лишь потому, что наконец-то посмотрела на карту Колхари.