Первое достойное внимания событие на Оберзальцберге – это посещение Гитлера 28 февраля капитаном авиации Ханной Райч. Будучи в Мюнхене, фюрер попросил фрау Троост выполнить особенно красиво художественную грамоту о пожаловании Ханне Райч Железного креста I степени и теперь захотел лично вручить ей этот орден.

Мы сидели втроем в большом холле «Бергхофа» за чашкой кофе. Известная летчица, Ханна Райч быстро воспользовалась оказией поговорить на предпочтительную для нее тогда тему. Она предложила подготовить и, в случае необходимости, провести и в Германии тоже операцию пилотов-камикадзе. Сообщив Гитлеру об уже проведенной ею подготовке, она ожидала теперь его согласия. Но фюрер отнесся к этой идее самопожертвования совершенно отрицательно и подробно обосновал, почему именно. Он указал на принятые меры в области вооружения кригсмарине и люфтваффе и на предстоящее вскоре применение новых реактивных самолетов. Ханна Райч лучше представляла себе трудности осуществления этих намерений и понимала, что пройдет еще немало месяцев, прежде чем люфтваффе сможет применить «Ме-262». Все это она и высказала Гитлеру. Фюрер поразился, сколь откровенно, в какой непринужденной манере она отстаивала свое мнение, но возразил, что она недостаточно информирована о нынешнем уровне подготовки выпуска этого самолета и потому не может правильно судить о положении. Я же радовался тому, что Гитлер, когда ему были трезво изложены факты, наконец-то увидел данный проект и с другой стороны. Но он все-таки повлиять на себя не дал и остался при своих предъявляемых к люфтваффе требованиях, оспаривать которые никто открыто не решался. Тем не менее Ханна Райч еще раз вернулась к теме подготовки летчиков-камикадзе и все-таки добилась разрешения фюрера ее продолжать. Однако он подчеркнул, что пока утруждать себя этими планами не хочет.

Встреча с Ханной Райч немного огорчила Гитлера, но мне было ясно, что у него пробудилось сомнение насчет выпуска реактивных самолетов. Вечером он долго разговаривал со мной об этом визите. Фюрер очень высоко оценил ее личное участие в боевых действиях и готовность к самопожертвованию, но все-таки говорил, что положение этого пока еще не требует. Я подчеркнул опасения Ханны Райч насчет серийного выпуска и массового применения «Ме-262». Он ответил, что категорически настаивает на поставленном сроке. Мне стало ясно: Гитлер просто-напросто исходит из ложных предпосылок. Меры люфтваффе в области вооружения могли быть реализованы только в том случае, если бы производство не нарушалось бомбежками. Но рассчитывать на это не приходилось, поскольку англичане и американцы свои целенаправленные налеты продолжали с большим успехом, а потому военные предприятия приходилось постоянно перебазировать, что вызывало растущую потерю времени.

В начале марта 1944 г. Гитлер отдал через генеральный штаб сухопутных войск приказ № 11 о введении специальных комендантов так называемых «прочно удерживаемых опорных пунктов», аналогичных по своим задачам прежним крепостям. Комендантами, говорилось в приказе, следует назначать «специально подобранных твердых солдат», но этот предъявляющий высокие требования приказ в силу положения вещей едва ли мог быть выполнен. Тем не менее Гитлер настаивал на своей идее «прочных опорных пунктов», которые, однако, брались русскими и американцами в ходе их наступлений.

2 апреля, также через генеральный штаб сухопутных войск, последовал оперативный приказ Гитлера о дальнейших боевых действиях групп армий на Востоке. В нем он указывал, что русское наступление на южном участке Восточного фронта высшую точку уже миновало: «Русский до предела истощил свои соединения. Теперь наступил момент окончательно остановить русское продвижение вперед». В качестве дальнейших задач фюрер поставил деблокаду окруженной русскими в районе Каменец-Подольска танковой армии под командованием генерала Хубе. Это удалось сделать ценой тяжелых потерь в живой силе и технике. Но о том, чтобы «окончательно» остановить продвижение русских, не могло быть и речи. Приказ показывал, насколько Гитлер все больше и больше уходил от реальных фактов.

В конце марта я досрочно получил чин полковника.

16 июля, когда мы вернулись из «Бергхофа» в «Волчье логово», предстояла встреча Гитлера с адмиралом Хорти.

Фюрер был очень разозлен последними мерами венгров, казавшимися признаком смены ими фронта по итальянскому образцу. 18 июля в первой половине дня Хорти прибыл в замок Клезхайм. Фюрер сразу же довел до его сведения, что следующим утром германские войска займут Венгрию. Хорти, посчитав дело решенным, спросил, сможет ли он сразу уехать. Но с помощью инсценированной воздушной тревоги отъезд его удалось задержать. Успокоившись, он во второй половине дня еще раз беседовал с Гитлером, а вечером собственным поездом выехал в Будапешт.

В течение ночи германские войска заняли Венгрию. Когда следующим полуднем Хорти вернулся в Будапешт, он увидел перед своей резиденцией немецкого часового. Так венгерская проблема была решена в пользу рейха.

Главный интерес для Гитлера в «Бергхофе» в марте-мае того года представляли его большие требования в области военной промышленности. На фронтах в России и Италии в это время было на удивление спокойно. Правда, фюрер каждый день ожидал наступления во Франции, но активность противника ограничивалась различными налетами авиации. Роммель с большой интенсивностью продолжал постройку Атлантического вала. Гитлер постоянно говорил о производстве новых (пока еще секретных) подводных лодок и реактивных самолетов. Если они у меня будут, я смогу отразить вторжение, заявил он посещавшим его представителям военной промышленности.

Начало апреля Гитлер посвятил беседам с руководителем «Организации Тодта» Ксавером Доршем, которому была поручена постройка неуязвимых для бомб заводов по выпуску истребителей. Он имел в виду прежде всего заводы в Нордхаузене, расположенном в горном массиве Гарц. Там несколько тысяч заключенных этого концлагеря уже занимались сборкой «Фау-2». Доршу пришлось искать места и для подземных заводов, выпускающих истребители.

В беседе с Мильхом и Зауром Гитлер дал согласие на то, чтобы с марта выпуск истребителей имел приоритет. Это явилось первым результатом возложения ответственности за их производство на Заура. Уже с апреля их ежемесячный выпуск продолжал расти. Своим распоряжением Гитлер молча дал понять, что теперь уже сомневается в возможности ускоренного производства реактивных самолетов.

Имевшие очень тяжелые последствия налеты авиации также 6 и 8 марта на Берлин, а 30-го на Нюрнберг опять явились для Гитлера причиной его новых обвинений противовоздушной обороны и ругани по адресу люфтваффе в целом. Он совершенно не хотел видеть мужественных, но тщетных действий наших летчиков-истребителей, значительно уступавших противнику в количественном отношении. В Берлине было сбито 79, а в Нюрнберге 95 вражеских самолетов. Люфтваффе была этими результатами довольна. Но фюрер требовал более высоких цифр, что едва ли было выполнимо. Не хватало ночных истребителей. Тем не менее вследствие такого числа сбитых в Нюрнберге самолетов противника английские ночные налеты стали более редкими.