Когда она удалилась достаточно, чтобы не слышать Клавэйна, тот произнес:

– Эйч, а вы жестоки.

– Я не жесток – по крайней мере, в смысле, подразумеваемом вами. Но жестокость – полезный инструмент, если пользоваться им в нужное время и в подходящем месте.

– Этот мерзавец сам напросился! – буркнула Антуанетта. – Вы уж простите, Клавэйн, но по нему слез я точно лить не стану. Если бы не Эйч, он бы всех нас прикончил.

Клавэйн вздрогнул – все еще не мог согреться, словно сквозь него прошел призрак, о котором рассказывал хозяин замка.

– А что с другим сочленителем? – встревожился он вдруг. – Это Скади?

– Нет, это мужчина. Его ранило, но неопасно. Вскоре он полностью поправится.

– Можно его повидать?

– Не сейчас. Я хочу быть абсолютно уверенным, что он не причинит мне вреда, придя в сознание.

– Так он соврал! – воскликнула Антуанетта. – А ведь уверял нас, что в его голове не осталось имплантатов!

– Он бы держал имплантаты в голове, пока считал их необходимыми, а избавился бы лишь ввиду серьезной проверки. Для разложения имплантатов нужно несколько минут. Потом остаются лишь незначительные следы их присутствия в моче и крови.

– Будьте осторожны! – рыкнул Скорпион. – Чертовски осторожны!

– И почему же я должен остерегаться? – осведомился Эйч.

– А потому! – Свинья подался вперед, свирепо глядя. – Пауки засунули какую-то дрянь и в мою голову, что-то вроде клапана на артерии, и настроили на имплантаты этого гада. Если он умрет, умру и я. Все просто.

– Хм… – Эйч приложил палец к губам. – Вы полностью в этом уверены?

– Я пытался его задушить. И отключился.

– У вас, похоже, очень теплые отношения.

– Как у смертника с палачом. Он-то знает, что у меня в голове.

– Может, раньше этот клапан и стоял, – возразил Эйч, – но мы тщательно обследовали вас и не нашли имплантатов. Скорпион, вам ничто не угрожает. Должно быть, сочленитель приказал клапану рассосаться, прежде чем вы попали сюда.

Скорпион аж рот открыл – чисто человеческий жест изумления и негодования из-за собственной глупости.

– Да нет же!.. Как эта скотина меня…

– Вы могли бы покинуть его в любую минуту, спокойно уйти – и он ничем не смог бы помешать.

– Говорил же мне папа: никогда не верь паукам, – поделилася Антуанетта.

– Уж кому-кому, а мне это объяснять не надо! – огрызнулся свинья.

– Скорпион, это вас обманули, не меня.

Тот презрительно глянул на нее, но промолчал. Должно быть, понимал, что любые слова лишь выставят его в еще менее выгодном свете.

– Скорпион, я говорил правду: вы здесь не в плену, – сказал Эйч уже серьезным тоном. – Я вовсе не восхищаюсь вашими делами. Но мне случалось совершать ужасные поступки, и я знаю: бывают причины, которые для посторонних невидны и непонятны. Вы спасли Антуанетту, и за это я признателен вам – как, полагаю, признательны и все присутствующие.

– Ближе к делу, – проворчал Скорпион.

– Я не сорву ваш договор с сочленителями. Позволю уйти и присоединиться к вашим соратникам в городе. Даю слово.

Скорпион с усилием поднялся с кресла:

– Тогда я пошел.

– Подождите, – произнес Эйч негромко и вежливо, но его голос заставил свинью оцепенеть.

Показалось, будто все сказанное хозяином Замка раньше было просто данью вежливости и лишь сейчас открылось истинное лицо человека, которому лучше не перечить, если речь зашла о делах по-настоящему серьезных.

Скорпион сел.

– В чем дело? – спросил он тихо.

– Слушайте меня хорошенько! – приказал Эйч, сурово глянув на гостей. – Потому что повторять я не стану.

Воцарилась тишина. Кажется, даже молчание Разговорчивых Близнецов стало глубже и напряженней.

Эйч подошел к роялю, сыграл шесть невыразительных аккордов, потом захлопнул крышку.

– Мы живем в примечательные времена. Несомненно, переворачивается страница человеческой истории. Может быть, даже последняя. Наши глупые детские раздоры, бесконечная грызня фракций, смешные маленькие войны скоро утратят всякое значение. Мы дети, забредшие в Галактику, которая принадлежит существам древним и обладающим огромной мощью. Думаю, женщина, жившая в этом доме, была представительницей чуждой нам и очень немолодой расы. Не знаю, что это за раса и какие цели она преследовала. Но посредством этой женщины чужеродное влияние распространилось на сочленителей. И произошло это наверняка потому, что конец истории в самом деле близок.

Клавэйну хотелось возражать, спорить – но все узнанное и понятое им ранее, вкупе с рассказанным и показанным хозяином Замка, делало спор трудным. Увы, Эйч был прав, и оставалось лишь кивать, соглашаясь, и беспомощно мечтать, чтобы судьба человечества сложилась иначе.

– Теперь даже сочленители, похоже, опасаются внешней угрозы, и это тревожит меня, – продолжал Эйч. – Среди нас их представитель, мистер Клавэйн, человек исключительной отваги и чести… – Он помолчал немного, будто ожидал подтверждения своим словам. – Да, мистер Клавэйн, я немало знаю о вас. Изучая вашу биографию, я иногда жалел, что сам не пошел таким же путем. А ваш путь был воистину трудным. Он вел вас между убеждениями и верами, между мирами, между разными расами. И никогда вы не совершали поступки, повинуясь прихоти или эмоциям. Всегда трезво оценивали ситуацию и делали то, что было необходимо в данный момент.

– Я предатель и шпион, – сказал Клавэйн. – Ради достижения победы убивал невинных, оставлял детей сиротами. Это, по-вашему, свидетельство чести и отваги?

– Мистер Клавэйн, бывают злодеи и куда хуже вас, уж поверьте. Но я не хочу делать далеко идущие выводы. Всего лишь указываю: нынешние времена заставили вас совершить немыслимое. Вы изменили сочленителям, проведя четыре века в их рядах. И не потому изменили, что осознали правоту своих врагов, а потому, что осознали собственную неправоту. Вы поняли, хотя и смутно, не различая деталей, что подступило нечто гораздо более важное, чем интересы отдельных фракций, политика и идеология. Сейчас под вопросом существование человечества.

– Откуда вы можете это знать? – спросил Клавэйн.

– Мистер Клавэйн, на «карусели» Новый Копенгаген, в общении с друзьями, вы позволили себе немного красноречия, не думая, что могут услышать посторонние. Но у меня повсюду уши. К тому же я умею сканировать память, как и ваши бывшие соратники. Вы все прошли через мою больницу. Полагаете, я удержался от соблазна немного полюбопытствовать, когда дело касается столь серьезных проблем?

Эйч повернулся к Скорпиону, и свинья невольно вжался в спинку кресла.

– Я принял решение помочь всем, что в моих силах, мистеру Клавэйну.