Это действительно кажется вполне вероятным. Считал ли фюрер, что его верный паладин и без того имеет достаточно полномочий, или же серьезно сомневался в способности Геринга исполнять еще одну должность? Возможно, верно то и другое одновременно. Но все-таки, было ли разумным назначить на пост министра вооружения и боеприпасов тридцатипятилетнего архитектора, не имевшего ни малейшего военного опыта? Во всяком случае, это весьма показательно: разве до этого Гитлер не назначил торговца вином на должность министра иностранных дел и не сделал капитана авиации ответственным за выполнение четырехлетнего плана. Не он ли поставил «философа» расизма на пост министра по делам оккупированных восточных территорий, сделал агронома главой политической полиции, а журналиста-алкоголика – министром экономики? Получается, что при выборе кандидата на ответственную должность в Третьем рейхе главным критерием оказывался дилетантизм…

Однако при этом одни дилетанты были более способными, чем другие, и Альберт Шпеер относился к числу таких людей. Обладая острым умом и недюжинными организаторскими способностями, полагаясь на поддержку Гитлера и сотрудничая с Мильхом, пользуясь кичливостью Геринга и взаимной враждой партийных бонз, новый министр вооружения и боеприпасов очень быстро начал творить чудеса. Он привлек промышленников к управлению своим министерством, создал комитет по распределению сырьевых ресурсов, в четыре раза увеличил производство вооружения, добился назначения статс-секретарем министерства человека, способного решать трудные проблемы, связанные с загруженностью железных дорог, и организовал Совет рейха по научным исследованиям. Проявив большую тактическую ловкость, он подчинил новые структуры – как и свое министерство – ответственному за выполнение четырехлетнего плана Герману Герингу, считая, что рейхсмаршал жаждет новых должностей в той же степени, в какой не желает выполнять подразумеваемые ими обязанности.

Были, разумеется, и неудачи: Шпееру, как и Герингу, не удалось взять в свои руки распределение рабочей силы[442], использование дорогостоящих сырьевых ресурсов для строительства шикарных особняков гаулейтеров продолжилось вплоть до окончания войны. Он ничего не смог поделать со стойкими предрассудками фюрера в вопросах промышленного производства, экономики, политики и ведения войны. Но факт остается фактом: производство вооружений взяли под контроль ответственные и знающие профессионалы, что пошло на пользу вермахту вообще и люфтваффе в частности…

Тем временем Герингу по-прежнему удавалось создавать видимость активности, однако фюрер был хорошо обо всем осведомлен и знал, что его рейхсмаршал лишь эпизодически интересуется ходом войны. «Геринг, – отмечал генерал Шелленберг, – казалось, практически полностью потерял интерес к крупным военным событиям. Многие списывали это на усилившуюся наркотическую зависимость, а другие видели в этом результат крепнувшего и становившегося все более извращенным желания наслаждаться жизнью в абсолютной роскоши». Действительно, Геринг редко наведывался в «Волчье логово» под Растенбургом: ему претили сырой воздух, угнетающая обстановка и весьма посредственное питание. Верный Боденшац замещал его в ставке Гитлера весной 1942 года, поскольку Геринг предпочитал перемещаться между Каринхаллом, Роминтеном, Оберзальцбергом, Фельденштейном, Маутерндорфом и, естественно, Парижем, куда его неудержимо влекли изысканная кухня и возможность купить произведения искусства по низким ценам. Но как ни стремился Герман Геринг удалиться от фронта, тем не менее фронт приближался к Герману Герингу. Дело в том, что Королевские ВВС постоянно наращивали мощь бомбовых ударов, осуществляя налеты на Франкфурт, Эссен, Нюрнберг, Любек и Росток. Однако то, что случилось в ночь с 30 на 31 мая 1942 года, оказалось из ряда вон выходящим событием: 1046 британских бомбардировщиков сбросили 1455 тонн[443]бомб на Кёльн, нанеся городу серьезные разрушения…

«Случилось так, – вспоминал рейхсминистр Шпеер, – что на следующее утро [после налета] нас с Мильхом вызвали к Герингу, который в тот момент пребывал не в Каринхалле, а в замке Фельденштейн во Франконской Швейцарии. Мы застали рейхсмаршала в дурном настроении: он не хотел признать достоверность докладов о бомбардировке. “Столько бомб просто невозможно сбросить за одну ночь, – с раздражением говорил он своему адъютанту. – Свяжите меня с гауляйтером Кёльна!” Мы стали свидетелями глупейшего телефонного разговора. “Доклад вашего полицай-президента – гнусная ложь!” Гауляйтер, по-видимому, возразил ему. “А я говорю вам как рейхсмаршал, что сообщенные цифры немыслимо высоки. Как мы можем докладывать такие глупости нашему фюреру?” На другом конце провода гауляйтер, видимо, стоял на своем. “Каким образом вы подсчитали "зажигалки"? Все ваши цифры – это только оценка. Повторяю вам еще раз, что они завышены во много раз. Это полная чушь! Немедленно скорректируйте ваши цифры в донесении фюреру. Или вы осмеливаетесь утверждать, что я вру?! Я уже отправил фюреру свое донесение, и там указаны настоящие цифры. И они окончательные!”»

Но это было невозможно сделать… В это самое время в ставку Гитлера в Растенбурге пришли самые свежие сведения о военной обстановке. После докладов офицеров флота и сухопутных сил Гитлер повернулся к Ешоннеку: «А что люфтваффе?» Молодой начальник Генерального штаба после небольшой заминки собрал свои бумаги и произнес: «Кёльн, мой фюрер… Королевские ВВС бомбили Кёльн… Налет оказался довольно мощным». Гитлер проговорил ледяным голосом: «Что вы имеете в виду под словом “мощный”?» Ешоннек ответил: «По нашим данным, двумстам вражеским самолетам удалось преодолеть нашу оборону. И нанести значительный ущерб… Мы ждем, когда поступят уточненные данные». Гитлер начал повышать голос: «Вы все еще ждете, когда поступят официальные данные… И штаб люфтваффе считает, что вражеских самолетов было всего двести!» А затем закричал: «Вероятно, люфтваффе сегодня ночью спало! Но я не спал! Я бодрствую, когда один из моих городов охвачен огнем!» Крик перерос в вопль: «И я благодарю всевышнего за то, что могу рассчитывать на моего гауляйтера, когда мое люфтваффе меня обманывает! Вы знаете, что именно сказал мне гауляйтер Грохе?.. Слушайте – слушайте внимательно! В НАЛЕТЕ ПРИНЯЛИ УЧАСТИЕ ТЫСЯЧА АНГЛИЙСКИХ САМОЛЕТОВ ИЛИ ДАЖЕ БОЛЬШЕ! Слышите?! ТЫСЯЧА САМОЛЕТОВ, А ТО И БОЛЬШЕ!» Задохнувшись от крика, Гитлер понизил голос и еще более угрожающим голосом проговорил: «Естественно, господина Геринга тут нет… Естественно…»

Боденшац выскользнул из комнаты и, позвонив Герингу по личной телефонной линии фюрера, сказал: «Шеф, вам следует приехать… Дела наши плохи!» Этого оказалось достаточно, чтобы Геринг немедленно отправился в путь. Дорога от Фельденштейна до Растенбурга была долгой, а прием оказался ужасным. «На то, что произошло потом, было грустно смотреть, – вспоминал генерал Боденшац. – Когда вошел, Геринг сразу же протянул руку Гитлеру, но тот ее не пожал. В присутствии подчиненных он оказал рейхсмаршалу весьма холодный прием. Заикающийся, растерянный, Геринг выглядел потерянным в ставке фюрера, где у него и без того было мало друзей. Его любимчик Ешоннек даже не посмел смотреть ему в глаза».