Андрон Кузьмич хмыкнул и как-то обреченно произнес себе под нос:

– Ну, вот тебе раз. Очень уж на меня похожа. Жалила, жалила и сдохла никому не нужная.

Первой в кабинет ворвалась Вика. Она буквально влетела и толи от радости, толи от грусти улыбнулась, размазав по щекам слезы:

– Дед! Дед! Ты молодец! Спасибо тебе! Я всегда знала, что ты настоящий друг! Ты настоящий человек!

Маленький обнимал внучку, прижав ее к груди и, нежно поглаживал Вику по спине. Андрон Кузьмич зажмурил глаза, в этот момент ему вдруг сделалось как-то необычайно приятно. Он вдруг уловил, где-то в глубине сердца невиданное ранее чувство какого-то необъяснимого удовлетворения. Маленький улыбнулся и, открыв глаза, увидел, что на них с Викой смотрит Клюфт. Старик, стоял в двух метрах и внимательно наблюдал за этой сценой. Андрону Кузьмичу стало как-то неловко, словно его поймали как школьника во время первого поцелуя с одноклассницей. Маленький ласково, но решительно отстранил Викторию от себя и тяжело вздохнул.

– Спасибо тебе. Я благодарен тебе, – неожиданно прозвучал хрипловатый и совсем глухой голос.

Маленький даже непроизвольно вздрогнул от этих слов, он удивленно посмотрел на губы Клюфта, не веря, что это произнес он.

Но Павел Сергеевич, словно оправдываясь, еще раз повторил:

– Спасибо тебе. Ты действительно помог. Я очень благодарен тебе.

Андрон Кузьмич махнул рукой и, скривив рот, буркнул:

– Пока не за что меня благодарить. Это еще так. Я ведь в принципе не помог.

– Нет, дед ты не прав! Вилор теперь знает, что он не один! Что его ждут и, что ему помогут! Мы наймем ему хорошего адвоката! Мы вытащим его! Я верю, что можно это сделать! – Вика схватила Андрона Кузьмича за руку и трясла его, будто Маленький хотел навсегда уйти.

Андрон Кузьмич медленно сел на прикрученную к полу лавку и опустив голову, тихо произнес:

– Вика, я рад, что ты так переживаешь за судьбу невиновного человека, он ведь не виновен.

Клюфт, вздрогнул и внимательно посмотрел на Маленького, Павел Сергеевич взволнованно расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и расслабил галстук.

– Конечно, не виновен, конечно! – радостно воскликнула Вика. – Кто бы в этом сомневался?! Кто?!!!

– Да, были кое-какие сомнения, – совсем тихо произнес Маленький. – Кое у кого были…

Клюфт сел рядом с Маленьким на лавку и закрыв глаза, тихо спросил:

– Ты что-то узнал?!

Виктория с удивлением наблюдала за этими двумя стариками, сидевшими на лавке, словно два шпиона в городском парке и что-то невразумительное бормотавшие друг другу. Она не произвольно улыбнулась. Но, ни Маленький, ни Клюфт, не обращали на нее внимания, они оба как-то опустошенно смотрели в зарешеченное окно.

– Да, там, в пакете, то, что ты мне отдал на экспертизу. Я все проверил. Это не его…

– Спасибо тебе…

– Мне? За что?!

– Ты новь дал мне надежду. Ты вновь вдохнул в меня жизнь.

– Я?! Но это не я. Это он.

– Кто он?

– Вилор, твой внук, он ведь не виновен, он и вдохнул.

– Все равно спасибо.

Лысый худой мужик жевал кусок колбасы и деловито раскладывал на столе пакеты. В них был чай, сахар, печенье и другие продукты. Саша Канский с какой-то любовью и неподдельным трепетом перед провиантом ловко фасовал его с одного угла стола на другой. Его руки в синих наколках сновали, словно смешные детские раскраски.

– Ты поэт молодец, молодец. Вон какой, грев тебе с воли притаранили! Пять шесть дней смело жить можно. Тушенку да сгущенку мы заначим, а вот чай и печенье,… так вот можно и почаевничать. Ты чифирь настоящий пил? А?!

– Нет,… – растерянно улыбнулся Вилор.

– Во как! Какой же ты каторжанин, если в хате и чифиря не попробовал! Организуем тебе и чифирь! А пока давай вот кружечку бери и залпом, залпом,… – заботливо сказал уголовник.

– Что это? – удивился Вилор.

– Как что?! Поэт?! Это она мамочка, водяра! Водка,… выпей! У нас сегодня званый ужин по твоему поводу!

Соседи разношерстые мужики, что сидели рядом на нарах да лавках довольно заржали. Некоторые замахали руками, показывая Вилору как нужно выпить дозу спиртного. Вилор подвинул к себе алюминиевую кружку и, понюхав содержимое, сморщился – в нос ударил запах алкоголя.

– Мне, что в пакет бутылку, что ли в передачу положили?! А?!

– Это уже не твое дело поэт! Твоя передача теперь общая! А то, что тебе положили так это все по высшему разряду! Так что пей! Ты молодец поэт! Пей! – пробасил здоровенный детина, с выражением лица похожего на одного из безрассудных монстров голливудского фильма ужасов.

Его сосед толстый и лысый мужик с огромным наколотым крестом на груди весело чмокнул губами и присвистнул:

– Ты с братвой харчами поделился, значит, настоящий мужик. Значит молодец. Давай за вход в нашу коммуну, как говорится.

Вилор пожал плечами и неохотно медленно выпил, сморщился и выдохнул воздух из легких. Саша Канский протянул ему кусок колбасы с хлебом:

– Вот молодца! Ты смотрю клюв, немного приподнял! Кто к тебе на свиданку-то пришел?!

Щукин вновь обвел новоявленных друзей сокамерников взглядом:

– Слушайте, а как-водку-то допустили, ее ж нельзя передавать? – не унимался Вилор.

Саша Канский хлопнул себя по лбу ладошкой и засмеялся:

– Вот дуралей! Кто ж твой грев проверять-то будет?! Так шманули немного, посмотрели, что оружия нет и все! А, что водка,… так это по норме! Ты ведь у нас вроде как особый каторжанин! Вот и грев у тебя особой почтой доставлен! Так что собирал твою посылку, человек сообразительный, знал, что надо в хату передавать…

Щукин опять обвел взглядом соседей и непонимающе, как-то растерянно переспросил:

– Так, что водку пропустили по блату что ли?

В камере разнесся смех. Арестанты довольные таким искренней наивностью Щукина хохотали от души. Вилор тоже непроизвольно улыбнулся. Саша Канский толкнул его в плечо и, вздохнув, громко гаркнул:

– Ладно, братва! Как говорится в нашей хате все в порядке, так что выпьем за это!

Застучали железом кружки, зашуршали одежды, послышался одобрительный гул. Со стола, как по команде начали исчезать куски хлеба колбасы и другой еды. И хоть водки было совсем немного, буквально по несколько капель в каждую кружку, процесс ее распития тут в заключении, был словно священный ритуал, каждый, как мог, старался погромче выдохнуть и смачно крякнуть.

– Ты пойми поэт, если у тебя тут есть филки и связи, то в тюрьме можно все! Наркоту, водку и даже бабу!.. Сводят на свиданку, порезвишься,… главное иметь связи положение и филки,… все, как на воле, только, как говорится, более откровенно выделено красками! – поучительно философствовал Канский.