Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…С 1984 г., — пишет А. И. Солженицын, — я впервые стал работать над «Колесом» не по круглому году, а — два летних месяца что-нибудь другое. Маховик лет замедляется» (9). Чем же именно был занят Александр Исаевич летом 1984 г., мы не знаем, но можно отметить, что именно в эти месяцы на Западе постепенно начинает раскручиваться маховик направленной против него идеологической кампании.
Один из ударов по писателю был нанесен Майклом Скэммелом, который издал первую серьезную биографию писателя, написанную не с позиции его апологии (10). Свою работу автор начал еще в 1974 г. с благословения самого героя, который не только ответил на интересовавшие его вопросы, но и позволил ему познакомиться с некоторыми материалами своего архива (11). По всей видимости, А. И. Солженицын надеялся, что М. Скэммел напишет его портрет светлыми красками. Однако то ли знакомство с материалом, то ли изменившаяся конъюнктура привели к тому, что, начав работу над книгой в качестве поклонника А. И. Солженицына, М. Скэммел закончил ее его критиком.
Не успела новая биография писателя разойтись по свету, как разразился скандал вокруг “Августа”, начало которому было положено летом 1984 г. 16 августа по «Голосу Америки» стали читать столыпинские главы из «Августа», а 19-го Лев Лосев озвучил по радио «Свобода» основные положения своей статьи «Великолепное будущее России. Заметки при чтении «Августа Четырнадцатого» А. Солженицына» (12). Полностью она была опубликована в № 42 журнала «Континент» (13). В этой статье автор едва ли не впервые обратил внимание на то, что в романе А. И. Солженицын образ убийцы П. А. Столыпина Д. Богрова невольно ассоциируется с образом змеи, и на основании этого сделал следующий вывод: «…в самом образе змеи, смертельно ужалившей сотворяющего крестное знамение славянского рыцаря, антисемит без труда усмотрит параллель со своей любимой книгой “Протоколы сионских мудрецов”» (14).
Сделанное Л. Лосевым наблюдение, что в солженицынском описании Д. Богрова его образ — «образ еврея слился с образом змия», было поддержано и другими авторами (15). О том, что такое восприятие Д. Богрова читателями было не случайным, свидетельствует «Архипелаг». Комментируя в нем появление названия «столыпинский вагон», А. И. Солженицын, имея в виду «революционеров», пишет: «Когда-то змеиным укусом убив великого деятеля России, еще и посмертным гадким укусом осквернили его память» (16).
Стремясь понять смысл этой аллегории, исследователи обнаружили, что подобный образ — образ змея как символ еврейского народа — был широко распространен в антисемитской литературе (17). С учетом этого убийство П. А. Столыпина приобретало под пером А. И. Солженицына символический характер.
23 мая 1989 г. в своем интервью Дэвиду Эйкману для журнала «Тайм» А. И. Солженицын попытался откреститься от такого понимания данного эпизода: «Нет, — заявил он, — я никакого символа не искал. Я описывал Богрова исключительно реалистично», — иными словами, если в результате подобных реалистичных характеристик образ Д. Богрова стал сливаться с образом змея, то это не авторских произвол, а реальная действительность. Далее Александр Исаевич попытался убедить журналиста, что в его изображении Д. Богров — это не символ, а всего лишь террорист-одиночка, за которым никто не стоял и который поэтому никого, кроме себя, не представлял (18).
Но разве даже случайное изображение Д. Богрова в виде змеи не приобретает символического характера? И разве сравнение убийства Столыпина со «змеиным укусом» — тоже не символ? И разве в «Архипелаге» не сказано прямо, что Столыпина «змеиным укусом» убил не одиночка Богров, а «революционеры»? И разве в «Августе» не подчеркивается, что, делая такой шаг, убийца прислушивался к «трехтысячелетнему, тонкому, уверенному зову» своей истории? И это простое покушение, покушение одиночки?
Вслед за выступлением Л. Лосева в радиоэфире «на имя президента соединенных американских радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа» Джеймса Бакли» поступили две докладные записки из Русской службы «Свободы» от Льва Ройтмана и Вадима Белоцерковского, которые охарактеризовали чтение романа «Августа» по радио как популяризацию антисемитизма (19). Позднее в издававшемся в Лос-Анджелесе журнале «Панорама» Вадим Белоцерковский назвал А. И. Солженицына «“пятой колонной” советской пропаганды» (20).
Первая антисолженицынская статья появилась 22 января 1985 г. в газете «Нью рипаблик». 23 января «Нью-Йорк дейли ньюс» атаковал «Свободу». Д. Бейли и несколько его сотрудников были отправлены в отставку. Чтение «Августа» было прекращено. 4 февраля «Вашингтон пост» обрушился на «Голос Америки» (21). «4 февраля, — пишет А. И. Солженицын, — имея в виду февраль 1985 г., — началась в Штатах долгая атака о моем антисемитизме, а 19 февраля в СССР, где уже годами, кажется, не упоминали моего имени — показали по телевидению (а до этого на многих киноэкранах) фильм-агитку “Заговор против Советского Союза”, с гнусной атакой на меня и на “Русский общественный фонд”, и мы “агенты ЦРУ”» (22).
Начавшаяся кампания ничего хорошего не предвещала. Поэтому в сложившихся условиях, не зная, чем все это может завершиться, Александр Исаевич и Наталья Дмитриевна решили принять американское гражданство. Срочно были заполнены все необходимые документы, продемонстрировано знание английского языка, который Александр Исаевич так и не сумел выучить за девять лет, выдержано собеседование и получено разрешение. Осталась последняя формальность — принесение присяги. Однако, если Наталья Дмитриевна явилась на этот акт и таким образом получила американский паспорт, Александр Исаевич на присягу не явился. Как говорится, сбежал из-под венца (23). Объясняет он это тем, что в последнюю минуту воспринял принятие американского гражданства как отказ от Родины. На такой шаг как настоящий патриот России он, конечно, пойти не мог (24). А, подавая документы, он об этом не думал?
Между тем антисолженицынская кампания продолжалась. 29 марта 1985 г. по данному вопросу состоялось даже слушание в Сенате, причем не где-нибудь, а в Комиссии по иностранным делам (25).
В середине июля корреспондент «Нью-Йорк таймс» Ричард Гренье сообщил А. И. Солженицыну, что ему поручено подготовить публикацию по данному вопросу, в связи с чем он просит дать ему интервью. Александр Исаевич отказался делать этого, хотя перед ним открывалась хорошая возможность внести ясность в обсуждавшийся вопрос и устранить кривотолки. Р. Гренье повторил свою просьбу, но А. И. Солженицын снова отказался от встречи. На третье обращение Р. Гренье он не стал отвечать вообще (26). Несмотря на это, в ноябре 1985 г. «Нью-Йорк таймс» опубликовал статью, которая реабилитировала А. И. Солженицына (27).
То ли под влиянием книги М. Скэммела, то ли под влиянием развернувшейся против него идеологической кампании, в 1985 г. Александр Исаевич решил оставить потомкам собственное жизнеописание и сел за мемуары. «Летом 1985 г., — пишет он, — я окунулся в давние годы — детство, юность…, фронт, да и тюрьма с лагерями, и ссылка и тревожно радостный и в гранях ошибок возврат из ссылки» (28). В следующем году работа над ними была продолжена. «Летом 1986 г., — отмечает А. И. Солженицын, — еще один такой месяцок, да вот — и кончил, жизнь до высылки — охвачена» (29). В то же лето он вернулся к «Теленку»: «Летом 1986