У дальней стены полуразрушенной комнаты, что лишь в злую насмешку носила гордое название «покои», полулежал брат.

Ей хочется сдвинуться с места, но ноги будто примёрзли к полу. Даже сказать ничего не может, будто горло сжал терновник, нещадно раздирая глотку шипами. Слёзы застывают в уголках глаз, слабо мерцая признаками жизни.

Брайтон пытается подняться, но попытка с треском проваливается. Он выглядел ужасающе — словно это был и не он вовсе, а какой-то скелет, что ради шутки нарядили в потрёпанный королевский мундир. Скулы впали, на лице букетами гортензии расцвели гематомы, а глаза… глаза горели каким-то странным ненавистным блеском.

Ярко-рыжие волосы поблёскивали от слабого уличного освещения. И только оно указывало, что ещё совсем недавно голову украшала чёрная корона с большими бриллиантами в виде эстетичных полупрозрачных ледяных глыб.

Он снова пытается подняться, но Эсфирь не даёт этому свершиться, бросаясь к нему. Руки цепляются за щёки, аккуратно поглаживая гематомы, исследуют брови, нажимают на веки, а затем приподнимают их, чтобы увидеть состояние зрачков. Расширенные. Опасно-расширенные.

И плоть его горит. Кажется, что кровь внутри кипит, бурлит, пузырится.

Он весь в крови. И она омывается ею, пачкая руки, одежду, волосы, душу.

— Нот… Они опаивали тебя? Какой цвет зелья?

Эсфирь нужно понять, ей до безумия надо знать, что именно принимал брат, чтобы утопить в этом всех ублюдков.

— Фиолетовый, — хрипит он.

Фиолетовый. Перед глазами вспыхивает флакон с отваром, зельем, ядом, чем, демон бы его побрал, угодно. Такое же принимал Видар, почему-то она уверенна в этом.

— Будет больно, — она настроена решительно.

Дажеслишком решительнодля ведьмы, что саму себя спасти не в состоянии, но зато — более чем в состоянии наломать новых дров.

Она заклинанием разрезает плоть на ладони брата и своей. Прикладывает ладонь к его, пока Брайтона буквально ломает в неестественном положении. Затем прорезает плоть на другой руке, а далее буквально затыкает его рот своей кровью.

Будь они в любом другом месте, Эсфирь бы выиграла временем, но не сейчас.

Спустя несколько минут остервенелые мычания брата прекращаются, грудь начинает вздыматься ровнее и спокойнее, а сам он с неистовой яростью поглощает предложенную кровь, будто это амброзия или пчелиное молоко. Эсфирь чувствует, как кружится голова, как всё тело содрогается от неприятных электрических разрядов, как стягиваются две раны на ладонях и как затекла спина. Безумно сильно.

Брайтон пытается оттолкнуть её, когда понимание о том, чтоименно он делает, облизывает кучерявый затылок.

— Хватит, — его губы размазывают горячую кровь по ладоням.

Он отдёргивает руку, пытаясь оттолкнуть поддавшуюся сестру, но та, освободив руку, хватается за ткань на плече, лишь сильнее вжимаясь.

— Эффи… Я… в… нор…ме, — сквозь усилившееся давление пытается прошептать он.

Только тогда её рука обессиленно падает на колени. Эсфирь сквозь слёзную пелену на глазах, смотрит на Брайтона. Цвет кожи перестал походить на трупный, но впалые скулы никуда не делись. Время. В её союзниках отсутствовало время. Она снова подрывается к губам брата с ладонью, но он вовремя перехватывает руки, без особого усилия разворачивая спиной к себе. Подбородком фиксирует затылок сестры, что первые несколько секунд елозит из стороны в сторону, оповещая о неудачных попытках выбраться.

Эсфирь успокаивается, насколько это возможно. Она слышит мощное биение его сердца, слышит спокойное дыхание, слышит жизнь. Его жизнь.

— Всё хорошо, всё хорошо, — Брайтон покачивается из стороны в сторону.

— Ты напугал меня. Ты так сильно напугал меня… — Эсфирь смотрит в трещинку на камне, ползущую до стены.

И кажется, что злосчастная трещина — она. Раскалывает всё на своём пути и не может склеить обратно. Выглядит холодно и уродливо, но старается изо всех сил лишь бы не поползти дальше, лишь бы не расколоться под несущей стеной и не разрушить всё к демоновой матери.

— Я знаю, — он сильнее стискивает сестру в объятиях, потираясь о макушку щекой. — Но тебе не нужно было меня лечить, потому что… — голос срывается, — потому что я знаю, чем это закончится.

Эсфирь резко вырывается из объятий, поворачиваясь к нему лицом.

— Нет. Выход есть…

— У тебя нет времени на выход. Они продумали всё, — серьёзно говорит Нот. Он старается смотреть куда угодно, но не в глаза. — И если хочешь узнать моё мнение, я всё сделаю ради тебя.

— Сделай всё ради своей жены и просто выживи, демон тебя дери! Она ждёт тебя!

Напоминание об Адель заставляет его слегка прикрыть глаза. На едва уловимую секунду. Но Эсфирь распознаёт движение только потому, что сделала точно так же, когда он напомнил о времени, о демоновом времени, что было на исходе.

— Как она? — прежде чем задать вопрос, он прочищает горло.

— Держится. Исполнять обязанности настоящей королевы ей в новинку, но приходится. Старается, как может, сдерживать волнения в Столице и за пределами. Кас постоянно инструктирует её из Халльфэйра, от неё ни на шаг не отходит Равелия, так что…

Эсфирь прерывается, слыша глухой рык.

— Надеюсь, что сейчас в моём замке находитсянастоящаяСоветница.

— То есть? — Эсфирь удаётся глупо хлопнуть глазами, хотя осознание приходит секундой позже.

Брайтон едва хмурится, отрицательно качая головой.

— Давай начнём сначала, — предлагает он. — А потом ты поймёшь, что к концу мы оба окажемся мертвы.

— Нот, — Эсфирь угрожающе смотрит на него, пока он в ответ ухмыляется. Как-то ненормально, не так, как обычно.

— Тот день, когда Равелия пришла за мной в Первую Тэрру… Когда ты…

— Я помню, — Эффи судорожно сглатывает, замечая задумчивый взгляд брата на своей грудине. — Оно ещё во мне.

Брайтон покачивает головой, и Эффи не может понять: удовлетворён он, зол или расстроен.

— Это была не Равелия. За мной пришла не она, а понял я это слишком поздно. У Узурпатора есть ведьма, Эффи.

— Нет. Я бы почувствовала.

В этом поместье отсутствовала энергия ведьм, она знала наверняка. Иначе сидели бы они здесь?

Эффи тяжело выдыхает, переползая к стене, чтобы опереться спиной.

— Возможно, потому что она умирает? Когда она перенесла меня сюда, и чары спали, я подумал, что мне мерещится. Ваша хвалёная ведьмовская молодость оказалась шуткой. Передо мной стояла полудохлая старуха. Её седые волосы больше напоминали скомканную паутину, а глаза… Эффи, их не было. Рядом с ней я будто задыхался.

«Тьма…», — Эсфирь жмурится от мысли, что пролетела кометой в голове.

Ведьма сжимает ладони в кулаки, сильно впиваясь в кожу ногтями. Она не позволит причинить боль тем, кого она любит. Ни Брайтон, ни Видарне должныпострадать.

— Это была не ведьма, Нот. Тьма. Им удалось вырвать её из жерла.

— Что, прости? — Брайтон резко поворачивает голову на сестру.

— Генерал хочет