Помимо Новотного на съезде писателей особенно досталось Гендриху, отвечавшему в ЦК КПЧ за культуру и идеологию. Гендрих был человеком как раз реформаторски настроенным, но считал, что многие деятели искусств под маской демократизации покушаются на власть компартии. Поэтому именно через Гендриха писатели и художники узнавали критические мнения высшего партийного руководства. Не случайно, что и Гендрих вскоре получил ярлык «догматика», что было только на руку Дубчеку. Ведь Гендрих рассматривался как вполне вероятный преемник Новотного, он был образован, умен и не замазан в политических репрессиях начала 50-х годов.

Гендрих предложил Новотному досрочно закрыть съезд писателей, но «сталинист» отказался.

Неожиданно при закрытии съезда кандидат в члены ЦК КПЧ писатель и сценарист Ян Прохазка (бывший директор госхоза, с 1958 года работавший в кинематографии; написал социальную повесть о трех поколениях паровозостроителей «Черная династия» и музыкальную комедию «Вальс для миллиона»), которого все считали «человеком Новотного», поддержал «реформаторские» настроения писателей. Писатели приободрились, поняв, что высшее руководство страны расколото.

Новотный отреагировал на брошенную ему писателями перчатку точно так, как и рассчитывал Дубчек, – а именно жестко. Причем его поддержал весь Президиум ЦК КПЧ, включая и Дубчека. Группа поддерживавших власти писателей под охраной полиции заняла редакцию органа Союза писателей «Литерарни новины». Дубчек опасался, что точно так же поступят и с органом Союза словацких писателей «Культурны живот» (и тем самым будет подорвана репутация Дубчека как «реформатора»), но, «к счастью», у Новотного на это «уже не хватило времени»[453].

15 июля 1967 года были объявлены судебные приговоры трем диссидентам (один из которых – Павел Тигрид – находился в эмиграции). Писателю Яну Бенешу дали пять лет, что должно было отрезвить его коллег. Тигрида осудили на 14 лет заочно. Ранее на съезде писателей Прохазка зачитал написанное Гавелом обращение с требованием освободить Бенеша. Но теперь Новотный ясно давал понять, что не намерен говорить с интеллигенцией на языке ультиматумов.

Еще 7 июля 1967 года о скандальных антиправительственных выступлениях на съезде писателей узнало американское посольство в Праге. Там с удовлетворением констатировали, что по контролю КПЧ в сфере идеологии был нанесен сильный удар[454].

Съезд писателей поссорил Новотного с его ближайшим соратником Гендрихом. МВД нашло некие данные, согласно которым дочь Гендриха передавала сведения из ЧССР (в том числе и от Людвика Вацулика) главному редактору эмигрантского журнала «Свьедетстви» Тигриду. В МВД считали, что и выступление Вацулика на съезде писателей написал Тигрид, – самому Вацулику, по мнению сотрудников министерства, это было просто не по силам.

Через несколько дней Новотный на заседании Президиума ЦК КПЧ прилюдно набросился на Гендриха: «А я все равно убежден, что эти материалы… в „Свьедетстви“ попали от твоей дочери!»[455]. Тем самым он оттолкнул второго человека в партии и фактически привел его в лагерь Дубчека.

Дубчек никак не критиковал «закручивание гаек» после съезда писателей. По его воспоминаниям, «несмотря на взволнованную обстановку» в стране, он решил в июле взять две недели отпуска и уехал с семьей в Татры. Отпуск был предлогом для того, чтобы не занимать в дебатах вокруг съезда писателей никакой публичной позиции.

Между тем, утихомирив, как ему казалось, писателей, Новотный решил подправить свою репутацию (а заодно и имидж центральных органов государства) в Словакии. Поводом для посещения республики стало 100-летие основания словацкого лицея в Турчанском Святом Мартине (с 1951 года город называли просто Мартин). В 1863 году в этом городе был создан центр словацкой национальной культуры – Матица словацкая. В 1868-м при Матице был создан музей, под эгидой которого была создана первая крупнейшая систематизированная коллекция памятников словацкой материальной и духовной культуры. Венгерские власти закрыли лицей и Матицу в 1875 году, а с 1930 года там находилась Словацкая национальная библиотека.

Ни Дубчек, ни руководство Словацкого национального совета Новотного на торжества в Мартин не пригласили, но это сделали сами организаторы мероприятия, причем Дубчек, руководитель Словакии, об этом заранее не знал (весьма характерно для его последующего стиля руководства). Сам он, не желая, чтобы его ассоциировали с непопулярным среди интеллигенции Новотным, решил в Мартин не ехать, тем более что его формально никто не позвал. Вместо себя Дубчек отправил в Мартин Басила Биляка, секретаря ЦК КПС, отвечавшего за культуру и идеологию. На тот момент будущий ярый противник Дубчека Биляк был его союзником в борьбе против Новотного.

Новотный в Мартине большой любви словаков не снискал. В ответ на просьбу музея Матицы о финансовой помощи он предложил, чтобы часть экспозиции передали в музеи Праги. Но особенно обидело словаков, что Новотный и его жена отказались принять предложенные им подарки – словацкую народную шубку и набор вышивок. Президент строго сказал жене: «Божка, не бери ничего!».

Новотный считал, что, принимая подарки, он обязуется сделать что-нибудь для дарителей. А это он считал почти коррупцией.

К тому же один из подарков был явно провокационным. Новотному хотели вручить копию Питтсбургской декларации 1918 года, которую будущий первый президент ЧСР Масарик подписал в Америке с лидерами словацкой эмиграции. Если сторонники Масарика считали именно эту декларацию чуть ли не актом основания Чехословакии, то коммунисты – и, в общем, справедливо – это отрицали, говоря, что судьбу страны в 1918 году решили чехи и словаки на родине, а не в США.

Так или иначе, Новотный был зол и быстро уехал. Он лишний раз убедился в том, что в Словакии широко распространен национализм. Президент прямо сказал об этом директору Матицы, который просил разрешить наладить более тесные связи со словацкой эмиграцией. Новотный обернулся к Биляку и гневно сказал ему: «Мы все это еще расследуем. Вам придется за это отвечать!». Биляк якобы ответил президенту: «Товарищ Новотный, ситуация совсем не такая, как ты себе представляешь, и ты ведешь себя неправильно!»[456]. (В КПЧ, как и в других коммунистических и социал-демократических партиях того времени, коммунисты обращались друг к другу на «ты».)

Разгневанный Новотный пробкой вылетел из здания Матицы, где его у входа приветствовали сотни людей, ничего не подозревавших о скандале. Они радостно улыбались президенту, а тот с сумрачным лицом быстро прошел мимо, даже не помахав им рукой.