– Еще слово – и я уйду.

Откинувшись на спинку кресла, она теперь смотрела на Страйка, словно привязанная к рельсам жертва – на приближающийся поезд.

– Ты и сам знаешь, что это правда, – хрипло произнесла она. – Ты все знаешь.

– Шарлотта…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – выдавила она. – Что я лгунья. Да, это так. Я лгунья, но в главном я не лгу никогда, в главном – никогда, Блюи.

– Не смей меня так называть.

– Ты не любил меня так сильно, чтобы…

– Не смей, черт побери, винить меня, – вопреки своему желанию сказал он. Никто еще не поступал с ним так, как она; никто даже близко к этому не подходил. – То, что мы расстались, – это все из-за тебя.

– Ты отказывался идти на компромиссы.

– Это я не шел на компромиссы? Я переехал к тебе жить, как ты того хотела…

– Ты отказался от работы, которую предложил тебе мой папа…

– Я не сидел без работы. У меня тогда уже появилось агентство.

– Насчет агентства я была не права и сейчас это понимаю. Твои успехи поразительны… Я читаю все, что о тебе пишут, постоянно. Джейго нашел это в моей истории поисков…

– Как же ты не замела следы? Со мной ты была куда осмотрительнее, когда трахалась с ним на стороне…

– Пока мы были с тобой вместе, я не спала с Джейго…

– Ты обручилась с ним через две недели после нашего расставания.

– Да, это произошло быстро, потому что я устроила, чтобы это произошло быстро, – с ожесточением сказала она. – Ты сказал, что я обманула тебя насчет ребенка, это меня обидело, оскорбило… да мы с тобой сейчас были бы женаты, не будь ты…

– Меню, – объявил официант, вырастая как из-под земли с двумя кожаными папками в руках.

Страйк отмахнулся:

– Я не останусь.

– Возьми для Амелии, – распорядилась Шарлотта, вырвала папку из рук официанта и шлепнула на стол перед Страйком.

– Сегодня у нас есть особые предложения, – сообщил официант.

– Мы похожи на тех, кто интересуется особыми предложениями? – рявкнул Страйк.

Немного постояв в немом удивлении, официант отошел, петляя между занятыми столиками и спиной выражая поруганное достоинство.

– Все это – романтическая хрень, – сказал Страйк, наклоняясь к Шарлотте. – Ты желала того, чего я не мог тебе дать. И все время показывала, что ненавидишь бедность.

– Я вела себя как избалованная стерва, – сказала Шарлотта. – Это так, я знаю, а потом я вышла за Джейго и получила по полной программе – все, что заслужила, и теперь не хочу больше жить.

– Речь идет не о поездках на курорты и не о брюликах, Шарлотта. Ты хотела меня сломать.

У нее застыло лицо, как часто бывало перед самыми мерзкими выходками, перед самыми безобразными сценами.

– Ты хотела отбить у меня охоту ко всему, что не касалось тебя самой. Это ли не доказывает, что я тебя любил, если я уволился из армии, запустил агентство, расстался с Дейвом Полвортом – со всем, что делало меня самим собой.

– Я никогда не стремилась тебя сломать, как у тебя язык повернулся?..

– Ты хотела меня раздавить, потому что это в твоих привычках. То, что оказывается перед тобой, нужно сломать, а иначе оно может раствориться в воздухе. Ты должна командовать. Если убить то, что оказывается перед тобой, то потом можно не смотреть, как оно умирает.

– Посмотри мне в глаза и скажи, что любил кого-нибудь после меня, любил так, как любил меня.

– Нет, такого не было, Господь уберег.

– Мы с тобой знали невероятно счастливые времена.

– Сделай одолжение, напомни: какие?

– Ночь на яхте у Бенджи в Маленькой Франции…

– Твое тридцатилетие? Рождество в Корнуолле? Так весело – ухохочешься.

Ее рука вновь опустилась на живот. Под тонким черным трикотажем Страйку померещилось едва заметное шевеление, будто у Шарлотты под кожей гнездилось что-то чуждое, нечеловеческое.

– Шестнадцать лет, хоть и с перерывами, я отдавал тебе все лучшее, что только мог дать, но тебе было мало, – сказал Страйк. – Однако в жизни наступает такой момент, когда ты прекращаешь все попытки спасти человека, который вознамерился утянуть тебя за собой на дно.

– Ой, я тебя умоляю! – сказала она, и тут хрупкая, отчаявшаяся Шарлотта исчезла, а ее место заняла другая: жесткая, расчетливо-ледяная, умная. – Ты и не собирался меня спасать, Блюи. Ты собирался решить меня, как задачку. А это большая разница.

Появление этой второй Шарлотты ничуть его не огорчило: она была столь же знакомой, как ее хрупкая версия, но эту вторую не страшно было обидеть.

– Сейчас ты ко мне потянулась единственно из-за того, что я стал известен, а ты замужем за каким-то куском дерьма.

Она проглотила это не моргнув глазом и только слегка разрумянилась. Шарлотта была в своей стихии – она всегда любила скандалы.

– До чего же ты предсказуем. Я ожидала услышать: «Ты вернулась потому, что я стал известен».

– Что ж, ты действительно умеешь всплывать на поверхность, почуяв драму, Шарлотта, – сказал Страйк. – Помню, в прошлый раз ты появилась сразу после того, как мне оторвало ногу.

– Вот гад, – сказала она с холодной улыбкой. – Значит, так ты объясняешь то, что я выхаживала тебя много месяцев подряд?

У него зазвонил мобильный: Робин.

– Привет, – сказал он, отворачиваясь от Шарлотты и не забывая смотреть в окно. – Как дела?

– Приветик, я че хочу сказать, – начала Робин с кондовым йоркширским акцентом, – сегодня меня не жди, слышь? Я с подружкой в гости иду. Потусить малость.

– Как я понимаю, где-то рядом стоит Флик? – поинтересовался Страйк.

– Ну, типа того, а ты, если че, женушке своей звякни, как заскучаешь, лады?

– Непременно так и сделаю, – ответил Страйк, посмеиваясь под ледяным взглядом Шарлотты. – Может, рявкнуть на тебя? Для пущей убедительности?

– Нет уж, катись! – выкрикнула Робин и дала отбой.

– Кто звонил? – У Шарлотты сузились глаза.

– Мне пора, – сказал Страйк, опуская телефон в карман, и потянулся за тростью, которая упала под стол во время их с Шарлоттой перепалки.

Понимая, к чему идет дело, Шарлотта умудрилась наклониться боком и подобрать трость раньше Страйка.

– А где та тросточка, которую я тебе подарила? – спросила она. – Ротанговая?

– Ты же оставила ее себе, – напомнил он.

– А эту кто тебе купил? Робин?

На фоне параноидальных и зачастую диких обвинений Шарлотты иногда проскальзывали на удивление точные догадки.