Внутри театр был оформлен в стиле высокого рококо, полы, выложенные черно-белой мраморной плиткой, сверкали. Посетители тоже были не менее блестящими и заметно отличались от большинства жителей Берлина, угрюмо бродивших по улицам. Хотя ношение вечерних туалетов официально возбранялось, театралы все же явились в шикарных нарядах: мужчины в костюмах или военной форме, женщины в бальных платьях, шелковых чулках, с накрашенными лицами и при играющих на свету драгоценностях. Пахло французскими духами «Же ревьен» и «Л'эр дю там». Все французское, чего так не хватало в Париже, здесь имелось в изобилии: военные трофеи.

Меткалф должен был сегодня вечером каким угодно образом войти в контакт с Ланой. Он ничего не знал о мерах безопасности, принимаемых здесь, не знал, как будет охраняться труппа Большого. Но, так или иначе, ему необходимо получить возможность перемолвиться с ней словом. Кундров наверняка тоже будет здесь: он мог бы стать лучшим посредником. Возможно, Кундров окажется в зале – это был самый вероятный вариант. Ему нужно будет побродить среди публики и отыскать Кундрова, если, конечно, тот не отыщет его первым.

– Герр Киллигэн!

Этот властный голос он узнал сразу. Повернувшись, Меткалф увидел Эрнста Герлаха, с которым он только недавно расстался, и все сразу стало ясно. Герлаху, несомненно, поручили присматривать за «Уильямом Киллигэном». Нацисты относились к иностранцам с ничуть не меньшим подозрением, чем русские. Раз «Киллигэн» отказался от приглашения на обед, тот, вероятно, решил – или получил приказ – отправиться в «Штаатсопер» и не спускать глаз с приезжего. Сделано это было грубо, как вообще осуществляется слежка в полицейских государствах, и Меткалф вовсе не собирался облегчать жизнь банкиру.

Герлах подошел так близко, что Меткалф уловил в его дыхании похожий на мыльный запах «ундерберга» – травяного лекарства для пищеварения.

– Как же так, герр Герлах! А вы и не сказали, что у вас тоже есть билет в оперу!

Герлах, очевидно, не приготовился к ответу на такой вопрос, поскольку властность из его голоса сразу исчезла.

– Ну, конечно… но вообще-то удовольствие от спектакля Большого театра никак не сравнится с радостью от пребывания в вашем обществе, – с несколько сконфуженным видом бессвязно проговорил он.

– Вы слишком добры ко мне, но я и подумать не мог…

– Даниэль! Даниэль Эйген!

Женский голос. Меткалф почувствовал, что у него задрожали колени. Даниэль Эйген – имя, под которым он действовал в Париже! О боже, учитывая постоянное перемещение нацистов между Берлином и Парижем, вряд ли следовало удивляться тому, что кто-то, знавший его как поселившегося в Париже плейбоя-аргентинца, оказался здесь!

Меткалф не стал поворачиваться, чтобы взглянуть, кто же его окликает, хотя голос был громким и требовательным, не таким, какой можно безнаказанно проигнорировать. Причем обращались, несомненно, к нему.

– Как говорит наш фюрер, даже самые сложные планы следует иногда корректировать, приспосабливаясь к текущему моменту, – напыщенно произнес Герлах, пытаясь восстановить утраченное было достоинство.

Теперь Меткалф должен был как можно скорее отвязаться от банкира. Женщина, которая знала его как Даниэля Эйгена, подходила все ближе, продвигаясь через толпу с удивительной стремительностью, их разделяло лишь несколько шагов. Ее больше нельзя было игнорировать; она сама ни в коем случае не допустила бы этого. Увидев женщину краем глаза, он сразу же узнал ее: эта начавшая увядать, но все еще красивая дама, закутанная в горностаевую пелерину, была сестрой жены нацистского чиновника. Память тут же подсказала имя: Ева Хауптман. С этой женщиной он не просто встречался, но даже не единожды спал, пока она жила в Париже вместе со своей сестрой и зятем, который занимал видный пост в нацистской оккупационной администрации Франции. Потом зятя отозвали в Берлин, и он, естественно, забрал с собой всю свою свиту, включая Еву Хауптман. Меткалф никак не рассчитывал снова встретиться с нею.

О господи! Щедро надушенная женщина протянула руку в перстнях и браслетах и положила ему на плечо. Прикидываться, что он ее не видит, уже было невозможно. Меткалф повернулся и посмотрел на нее искренним недоумевающим взглядом. Рядом с Евой стояла ее подруга, которая тоже была вместе с нею в Париже. Подруга робко улыбалась, одновременно пожирая его глазами; Меткалф мог только предполагать, что Ева Хауптман взволнованно шептала ей о бизнесмене-аргентинце, дружившем с нею в Париже, и гадала, каким ветром его могло сюда занести.

Меткалф озадаченно пожал плечами и снова повернулся к Герлаху.

– Ну что ж, был рад снова встретиться с вами, – сказал он. – А теперь, наверно, пора идти в зал.

– Даниэль Эйген! – рявкнула дама в горностаях, преграждая ему дорогу. – Да как вы смеете!

Герлах смотрел на происходящее с недоуменным интересом.

– Эта женщина обращается к вам, герр… Киллигэн.

Меткалф больше не мог игнорировать ее; она была слишком настойчива, слишком непреклонна. Он посмотрел на нее, прищурив глаза, со скучающим выражением лица.

– Боюсь, что вы приняли меня за кого-то другого.

– Что? – возмутилась женщина. – Я – вас? Возможно, я когда-то принимала вас за джентльмена, но это была моя единственная ошибка! Герр Эйген, никто не смеет обращаться с Евой Хауптман как с какой-то шлюхой!

– Мадам, – твердо произнес Меткалф, – вы ошибаетесь. А теперь прошу вас извинить меня…

Он покачал головой, воздел глаза к потолку и посмотрел на банкира, который даже не пытался скрыть удивления.

– Я думаю, что у меня очень распространенный тип лица, – сказал он. – Меня то и дело с кем-нибудь путают. А теперь прошу простить, но я должен посетить ватерклозет. Первый акт очень длинный.

Меткалф быстро повернулся и начал пробираться сквозь толпу, как будто торопился в мужскую комнату.

За спиной он услышал разъяренный вскрик Евы:

– И вы еще называете себя мужчиной!

На самом деле его целью был ближайший выход на улицу: он должен немедленно убраться отсюда. Герлах не поверил заявлениям Меткалфа, а уж Еву Хауптман ему и подавно не удалось убедить. Проблему представлял Герлах; он, конечно, сообщит кому следует о своем подозрении, что Уильям Киллигэн не тот, за кого он себя выдает. Одна случайная встреча, и «крыша» Меткалфа, казавшаяся такой надежной, слетела напрочь.

Да, нужно убираться. Он вернется позднее, после начала представления, и найдет Кундрова. Дверь открывалась наружу, это был боковой вход в театр, который, возможно, запирался снаружи. Он толкнул дверь – не заперто – и вышел на улицу, с облегчением вдохнув холодный вечерний воздух. Из опасного положения удалось выбраться.

Звук он услышал лишь за долю секунды до того, как в его левый висок с ощутимой силой ткнулась холодная сталь.

– Стой!

Русский. Не двигаться. Он слышал, чувствовал, как патрон скользнул в патронник, готовый вылететь и убить.