Не случайно А. С. Пушкин в черновике к III главе романа «Евгений Онегин» напишет: «В деревне день есть цепь обеда».

А. Е. Ващенко-Захарченко в «Мемуарах о дядюшках и тетушках» знакомит нас с колоритным семейством малороссийских помещиков Бродницких:

«Кто бывал у Бродницких, тот верно восхищался их жизнью. В самом деле, возможно ли было быть счастливее их? Они были молоды, здоровы, с хорошим состоянием. Головы их никогда ни о чем важном не размышляли. О Байроне помину не было. Занятия их и труды самые серьезные состояли в жевании и проглатывании всего того, что приготовлялось для них в кухне, буфете, кладовых, леднике и пекарне. Рот их в продолжение целого дня не закрывался, зубы, целые и ровные, работали преисправно.

От сна восстав, по умовении лица и рук, молились они с час. Окончив это, желали один другому доброго дня, кушали и пили. Приходил час, нужно было обедать; перед обедом подавалась закуска, за ней следовал продолжительный и сытный обед; после обеда являлись варенья, маковники, орехи; кофе с кренделями и сухариками, при этом дядюшка "спынав ведмедя", т. е. пил кофе со спиртом пополам…

После кофе нужно было полдничать; после полдника пили чай; кушали уварюванку. Перед ужином пидвичирковали. Ужин оканчивал посильные труды. Антракты занятий были хотя коротки, но во время их поедалось множество бубликов, пирожков, орехов и семечек. За обедом, бывало, дядюшка с тетушкой так наедятся, что сопят да покручивают головами.

— Угумм… — заворчит дядюшка, ковыляя во рту огромным куском чего-нибудь вкусного.

— Эхмм… — пробормочет тетушка, встанут оба из-за стола, перекрестятся и, взявшись за руки, поддерживая один другого, входят в спальню и ложатся отдыхать после трудов».

Распорядок дня малороссийских помещиков описан также в повести А. Погорельского «Монастырка», героиня которой жалуется в письме к подруге: «Ах! Маша, милая Маша! Вот уже целую неделю я прожила у тетушки в Малороссии и все еще не привыкла!.. Всякий день гости, так что у меня голова идет кругом. А как здесь много кушают, Маша! ты представить себе этого не можешь. Поутру пьют чай с сухарями и кренделями; потом, часа через два, снидают, то есть завтракают; потом обедают; после того полдничают; потом пьют чай и, наконец, вечеряют, то есть ужинают. Не думай, что я шучу, Маша! После ужина еще подают изюм, миндаль и разные варенья. Кроме того, кузины мои целый день грызут каленые орехи; я не понимаю, как у них зубы не ломаются!»

Монотонный сельский день нарушался приездом гостей в семейные и церковные праздники. Часто гости приезжали без всякого повода, «гостили и кормились по нескольку дней».

О гостеприимстве и хлебосольстве помещиков писали многие мемуаристы. С нескрываемой симпатией автор «Воспоминаний детства» рассказывает о помещике Дубинине: «За обедом его можно было назвать истинным счастливцем: как блестели его глаза, когда на столе появлялась какая-нибудь великолепная кулебяка! С какою любовью выбирал он для себя увесистый кусок говядины! Какая доброта разливалась по всему лоснящемуся его лицу, когда он упрашивал нас "кушать, не церемонясь"! Он так был хорош в своем роде за обедом, что после мне уже трудно было и вообразить его в другом положении. Это был истинно обеденный человек».

Делом чести для помещиков было накормить досыта приехавших из Москвы или Петербурга гостей.

«Петербургские родственники в простоте своей думали, что насильственное кормление обедом окончилось, но они жестоко ошиблись. Гости, встав из-за стола, отправились с хозяевами в гостиную. Среди гостиной ломился стол под бременем сладостной ноши. Всех лакомств должны были гости отведать хорошенько и объявить о них Ульяне Осиповне свое мнение. Петербургские господа ели, боясь за свое здоровье, и принуждены были еще выпить по чашке кофею с густыми, как сметана, пенками, наложенными собственно Ульяною Осиповною каждому гостю порознь. Такое угощение походило на умысел: уморить гостей индижестией[111]…»

Малороссийская кухня, однако, приходилась по вкусу многим побывавшим «на Украине». «У меня в Киеве жили родные, небогатые люди, — вспоминает А. С. Афанасьев-Чужбинский, — но считавшие за удовольствие принять гостя, чем Бог послал. У тетушки в особенности подавали превосходный постный обед, какого, действительно, не найти и у самого дорогого ресторатора».

Известный хлебосол генерал И. Н. Скобелев уверял своего приятеля, что «нигде ему не приводилось лакомиться такими вкусными яствами, как в благодатной Малороссии, которую называл Хохляндией, причем делал исчисление самое подробное всех произведений хохлацкой кухни. Об одном только на своих малороссийских винтер-квартирах сожалел Иван Никитич, а именно о том, что черноглазые хохлушки не умеют русского кваса варить и дерзают величать этот наш "отечественный нектар", как он выражался, "кацапским пойлом"».

Зато у русских помещиков «отечественного нектара» хватало в избытке. «Как у бедных, так и у богатых число блюд было нескончаемое… Как бы ни был беден помещик, но в ледниках его были засечены бочки мартовского пива, квасу, разных медов, которыми прежде щеголяли хозяева».

Вовсе не значит, что интересы помещичьего дворянства сводились только к поглощению еды. Вспомним слова П. Катенина о том, что «нет жизни, более исполненной трудов, как жизнь русского деревенского помещика среднего состояния». Однако это не мешало помещику быть «истинно обеденным человеком».

В отличие от своих подданных и Екатерина II, и Павел I, и его сыновья были весьма умеренны в еде.

«Изгоняя роскошь и желая приучить подданных своих к умеренности, император Павел назначил число кушаньев по сословиям, а у служащих — по чинам. Майору определено было иметь за столом три кушанья.

Яков Петрович Кульнев, впоследствии генерал и славный партизан, служил тогда майором в Сумском гусарском полку и не имел почти никакого состояния. Павел, увидя его где-то, спросил: "Господин майор, сколько у вас за обедом подают кушаньев?" — "Три, Ваше Императорское Величество". — "А позвольте узнать, господин майор, какие?" — "Курица плашмя, курица ребром и курица боком", — отвечал Кульнев. Император расхохотался».

По словам сенатора А. А. Башилова, жизнь Павла «была заведенные часы: все в одно время, в один час, воздержанность непомерная; обед — чистая невская водица и два, три блюда самые простые и здоровые. Стерляди, матлоты, труфели и прочие яства, на которые глаза разбегутся, ему подносили их показать; он, бывало, посмотрит и часто мне изволил говорить: "Сам кушай". После говядины толстый мундшенк подносил тонкую рюмочку вина — кларета бургонского».

Отдавая должное изысканной кухне, Александр I, как свидетельствуют современники, был также умерен в еде. О некоторых кулинарных пристрастиях Александра I узнаем из записок его лейб-хирурга Д. К. Тарасова: «В Царском Селе государь постоянно соблюдал весною и летом следующий порядок: в 7-м часу утра кушал чай, всегда зеленый, с густыми сливками и с поджаренными гренками из белого хлеба… В 10 часов возвращался с прогулки и иногда кушал фрукты, особенно землянику, которую он предпочитал всем прочим фруктам… В 4 часа обедал. После обеда государь прогуливался или в экипаже, или верхом. В 9-м часу вечера кушал чай, после коего занимался работою в своем маленьком кабинете; в 11 часов кушал, иногда простоквашу, иногда чернослив, приготовляемый для него без наружной кожицы».