сделать: начал с того, что сперва избил бы палкой до синяков и все такое прочее. Гэльский язык богат, а Джейми был весьма изобретателен в вопросах секса и насилия. Вне зависимости от того, хотел он того или нет, скорее хорошо, что я понимала далеко не все.

Мою грудь согревало тепло очага, а спину — тепло, исходящее от Джейми. От прикосновения к его рубашке, когда он потянулся за шампунем на полке, я вздрогнула. Джейми прервал тираду на полуслове.

— Холодно?

— Нет.

В нос мне ударил резкий запах камфары, и, прежде чем я успела шелохнуться, Джейми опустил одну руку мне на плечо, удерживая на стуле, а другой принялся растирать грудь маслом.

— Хватит! Мне щекотно! Хватит, кому говорят!

Джейми не послушал. Я принялась извиваться как уж на сковородке, пытаясь вырваться, но он был гораздо сильнее.

— Тише! — Его пальцы неумолимо бегали по ребрам и по груди, смазывая меня так же тщательно, как молочного поросенка перед тем, как насадить его на вертел.

— Негодяй! — выдохнула я, обессилев от хохота и борьбы. От меня несло мятой и камфарой, а кожа лоснилась от живота до подбородка.

Джейми мстительно ухмыльнулся.

— Когда я заболел малярией, ты меня тоже намазала, — заметил он, вытирая руки полотенцем. — Око за око, зуб за зуб, так ведь?

— Но у меня нет малярии! Даже насморка нет!

— А вдруг начался бы, ты ведь всю ночь спала на улице в мокрой одежде. — Джейми неодобрительно поцокал языком, точно старая бабушка.

— А то тебе не приходилось спать снаружи! И сколько раз ты простудился? — требовательно спросила я. — Бога ради, да ты семь лет прожил в пещере!

— Года три из них чихал не переставая. И вообще, я мужчина, — привел он совершенно никчемный аргумент. — Лучше натяни свою ночнушку, саксоночка. Ты совсем голая.

— Я заметила. Если я спала на улице в мокрой одежде, это еще не значит, что я непременно заболею, — возвестила я и полезла под стол за соскользнувшим килтом.

Брови Джейми поползли вверх.

— Ах, не значит?

— Да, не значит! — Я вылезла из-под стола, подобрав килт. — Болезнь вызывают микробы, я тебе сто раз говорила. Если не вдохнуть микробов, то и не заболеешь.

— Ах, микррробы, — прорычал Джейми, — а скажи-ка мне, раз ты такая всезнайка, почему люди больше болеют зимой, а не летом? Микробы в холоде быстрее плодятся?

— Не совсем, — в замешательстве пробормотала я и развернула плед, но Джейми схватил меня за руку и притянул в себе.

— Иди ко мне.

Прежде чем я успела ответить, он поцеловал меня в обнаженную спину, повернул к себе лицом и страстно впился в губы.

Потом отпустил меня, и я чуть не упала. Я обвила его руками, а Джейми обнял меня за талию, чтобы поддержать.

— Мне все равно, из-за чего люди болеют — из-за микробов, холода или черта лысого, — сказал он, угрюмо глядя под ноги. — Я не хочу, чтобы ты заболела. Точка. А теперь бегом натягивай халат и ложись.

Как хорошо было его обнимать. Льняная рубашка Джейми приятно холодила мою смазанную маслом грудь, и хотя шерсть пледа колола мне бедра и живот, ощущение было превосходным. Я потерлась о него, словно кошка.

— В постель, — велел Джейми уже не столь непреклонно.

— М-ммм, — прогудела я, давая понять, что не намерена идти туда в одиночестве.

— Нет, — ответил он, слегка отстраняясь. Наверное, он хотел отступить, но я не позволила; его движение только сильнее разожгло искру, вспыхнувшую между нами.

— М-ммм. — Я настаивала, прижимаясь сильнее. Несмотря на опьянение, я все же сообразила, что Дункан ляжет спать на коврике у очага, а Иэн устроится в тележке. И хотя внутри меня пылала страсть, я не позволила чувству захватить меня целиком.

— Отец говорил: никогда не пользуйся тем, что женщина пьяна.

— Я не пьяная, мне лучше, и вообще…

Я стала медленно покачивать бедрами.

— Он говорил, что человек, который способен схватить себя за задницу обеими руками, пьяным не считается.

Джейми оценивающе взглянул на меня.

— Не хочу тебя расстраивать, саксоночка, но ты держишь мою задницу, а не свою.

— Ну и что, — возразила я, — мы женаты, поэтому делим все. Мы одна плоть, слова священника.

— Наверное, зря я тебя намазал, — буркнул Джейми себе под нос, — на меня это так не действует.

— Ты мужчина.

Он предпринял последнюю вежливую попытку освободиться.

— М-мммм. — Я зарылась лицом в рубашку у него на груди и слегка укусила. — Жадина!

Эту историю рассказывал граф Монтроз: после какой-то битвы он лежал в чистом поле, полуживой от холода и голода, и его отыскала одна юная девушка. Она стянула с ноги башмачок, размешала в нем ячменную крупу с холодной водой и накормила распростертого на земле графа, тем самым спасла ему жизнь.

Перед моим носом возникла чашка с той же самой живительной пищей, за тем исключением, что моя была теплой.

— Это еще что? — поинтересовалась я, глядя на зерна невнятного цвета, плавающие брюхом кверху в мутной водянистой жиже. Они напоминали личинок-утопленниц.

— Ячменный бульон! — гордо провозгласил Иэн, любовно глядя на чашку, словно на собственного первенца. — Сам сварил! Крупу взял в том мешке, что ты от Мюллеров принесла.

— Благодарю, — ответила я и сделала осторожный глоток. Вряд ли он все же смешивал воду с крупой в своем башмаке, хотя пахло именно так. — Очень вкусно. Очень мило с твоей стороны, Иэн.

Мальчишка покраснел от удовольствия.

— Ой, да не за что, тетя, там еще много. А может, принести тебе сыра? Только срежу корки с плесенью.

— Нет-нет, спасибо, — поспешно отказалась я. — Не сходить ли тебе на охоту? Вдруг попадется белка или кролик? Мне уже лучше, хватит силы приготовить что-нибудь на ужин.

Длинное худощавое лицо Иэна осветилось лучезарной улыбкой.

— Как же я рад, тетя, — счастливо вздохнул он. — Если бы ты видела, чем мы тут питались с дядей Джейми, пока тебя не было!

Он ушел, а я осталась лежать на подушках, раздумывая, куда бы деть чашку с бульоном. Пить его мне не хотелось, но я чувствовала себя словно кусок подтаявшего масла — мягкой, слабой, почти жидкой. Встать с постели казалось невероятно сложным.

Накануне Джейми без дальнейших возражений отнес меня в постель и там окончательно отогрел, неспешно и вдумчиво. Хорошо, что он не пошел на охоту вместе с Иэном. Бедняга насквозь пропах камфарой, звери учуют его за милю.

Заботливо подоткнув килт, он оставил меня засыпать, а сам отправился поприветствовать Дункана более формально и предложить ему воспользоваться гостеприимством нашего дома. Я слышала, как мужчины переговариваются снаружи, сидя на крылечке в лучах теплого послеобеденного солнца. Длинные, неяркие лучи проникали в